Маленький лоб наморщился.
– У тебя нет желания положить его в рот и разжевать, как ты делала одиннадцать лет?
– Больше нет, – ответила Анна.
– Ну и что же могло измениться?
Долгая пауза. Потом Анна сказала:
– Как будто это подкова.
– Подкова?
– Как будто бекон – это подкова, или бревно, или камень, – объяснила она. – В камне нет ничего плохого, но ведь не станешь его жевать, верно?
Либ уставилась на нее.
– Ваш ужин, мэм, – объявила Китти, входя с подносом и ставя его на кровать.
Когда в тот вечер Либ толкнула дверь паба, у нее тряслись руки. Во время передачи смены она собиралась перемолвиться парой слов с монахиней, но после встречи с доктором Стэндишем нервы никак не могли успокоиться.
Пьянствующих фермеров на этот раз не было. Либ почти дошла до лестницы, когда в дверях бара возникла фигура.
– Вы не сказали мне, кто вы на самом деле, сестра Райт.
Писака. Либ про себя охнула.
– Вы еще здесь, мистер… Берк, кажется?
– Берн, – поправил он. – Уильям Берн.
Она нарочно неправильно произнесла фамилию, чтобы вызвать у него раздражение.
– Доброй ночи, мистер Берн. – Либ стала подниматься по лестнице.
– Будьте добры оказать мне любезность и задержаться на минуту. От Мэгги Райан я узнал, что именно вы не пустили меня в хижину.
Либ обернулась:
– По-моему, я не сказала ничего, что могло бы ввести вас в заблуждение по поводу моего присутствия здесь. Если вы сделали поспешные выводы…
– Ни по виду, ни по разговору вы не похожи ни на одну из известных мне медсестер, – перебил он ее.
Либ сдержала улыбку:
– Значит, ваш опыт ограничивался только старшим поколением.
– Допустим, – откликнулся Берн. – Так когда я смогу поговорить с вашей подопечной?
– Я всего лишь защищаю Анну О’Доннелл от вторжений внешнего мира, включая, – добавила Либ, – и литературных подёнщиков.
Берн подошел ближе:
– А вы не считаете, что она привлекает внимание этого мира своим поведением фрика, совсем как фиджийская русалка в кинетоскопе?[11]
От этого сравнения Либ передернуло.
– Она всего-навсего маленькая девочка.
От пламени свечи в руке Уильяма Берна его волосы засияли медным блеском.
– Предупреждаю вас, мэм: я разобью лагерь у нее под окном. Буду скакать по-обезьяньи, прижмусь носом к стеклу и стану корчить рожи, пока ребенок не попросит впустить меня в дом.
– Вы этого не сделаете.
– Каким образом вы предполагаете остановить меня?
Либ вздохнула. Как ей хочется лечь спать.
– Сама отвечу на ваши вопросы, вас это устроит?
– Все вопросы? – Молодой человек скривил рот.
– Разумеется, нет.
– Тогда мой ответ «нет», – ухмыльнулся он.
– Делайте что хотите, – ответила Либ. – Я задерну занавески. – Поднявшись еще на две ступени, она добавила: – Если будете досаждать нам и мешать проведению надзора, то навредите своей репутации и принесете газете сомнительную славу. И без сомнения, навлечете на себя гнев комитета в целом.