Как удар под ребра. Почему Либ об этом не подумала? Священник и в самом деле чересчур скользкий и улыбчивый…
Но постойте… Она выпрямилась. Надо рассуждать логически и беспристрастно.
– Мистер Таддеус утверждает, что с самого начала уговаривал Анну питаться.
– Уговаривал, и только? Она его прихожанка, и очень набожная. Он мог приказать ей подняться в гору на коленях. Нет, говорю вам, падре с самого начала стоит за этим надувательством.
– Но какой у него мотив?
Берн потер палец о палец.
– Пожертвования посетителей отдаются беднякам, – сообразила Либ.
– А это значит, Церкви.
У нее голова шла кругом. Все это было ужасно правдоподобно.
– Если мистер Таддеус добьется признания случая с Анной чудом, эта тоскливая деревушка станет местом паломничества. Голодающая девочка станет источником средств для постройки храма!
– Но как ему удавалось тайно кормить ее по ночам?
– Понятия не имею, – признался Берн. – Он, должно быть, в сговоре с горничной О’Доннеллов. Кого вы подозреваете?
Либ раздумывала.
– Право, не могу взять на себя…
– Вот что, давайте между нами. Вы были в этом доме день и ночь с понедельника.
Поколебавшись, Либ очень тихо произнесла:
– Розалин О’Доннелл.
– Кто это сказал, что ребенок называет Бога словом «мать»? – кивнул Берн.
Либ никогда об этом не слышала.
Он покрутил карандаш между пальцами:
– Имейте в виду, я не смогу напечатать ни слова из этого без подтверждения, иначе меня привлекут к суду.
– Разумеется, нет!
– Если вы на пять минут допустите меня к ребенку, держу пари, я выведаю у нее правду.
– Это невозможно.
– Ладно. – Голос Берна зарокотал как прежде. – Тогда выспросите у нее сами.
Либ не привлекала идея действовать в качестве его сыщика.
– Как бы то ни было, благодарю за компанию, миссис Райт.
Почти три пополудни, а следующая смена Либ начнется в девять. Ей хотелось на воздух, но моросил дождь, и, кроме того, она подумала, что сон для нее важнее. Либ поднялась к себе и сняла ботинки.
Если неурожай картофеля явился столь длительной катастрофой и завершился всего семь лет назад, то, как подумала Либ, девочка, которой сейчас одиннадцать, родилась во время голода. В тот период ее отнимали от груди, растили, формировалась ее личность. Каждая частичка тела Анны привыкла обходиться малым. Она никогда не была жадной и не требовала лакомств. Такими словами Розалин О’Доннелл хвалила свою дочь. Должно быть, Анну ласкали всякий раз, когда она говорила, что ей хватит. Поощряли улыбкой за каждый кусочек, который она отдавала брату или прислуге.
Но это не объясняло, почему все прочие дети в Ирландии желали получить обед, а Анна нет.