— С таким пропуском ваш хлопец далеко не уедет, — сказал тот. — При первой же перевозке задержат.
Сотрудник управы добыл для Максименко другой, вполне надежный документ, а Красноголовец решил больше к Шкуратову ни за чем не обращаться. «Хорошо, — подумал тогда Дмитрий Михайлович, — что я не сказал Шкуратову, кто такой Максименко и зачем едет в Клевань».
И вот теперь, спустя несколько месяцев, Шкуратов снова напомнил о себе, и напомнил так, что приходится жестоко расплачиваться за свою чрезмерную доверчивость.
Почему же до сих пор он молчал? Почему так старался хоть чем-нибудь угодить Красноголовцу? Может, выжидал, думал, что ему поверят, привлекут к подпольной борьбе, и тогда он поднесет оккупантам куда более весомый подарок, чем рядовой советский милиционер? Но его надежды не оправдались. Клименко, едва Шкуратов завел с ним речь о партизанах, весьма ощутительно дал понять, что никакого отношения к ним не имеет, даже наоборот — готов заявить на него в гестапо. А сам Красноголовец после того, как попросил пропуск для какого-то безвредного парня, ни о чем больше с ним не заговаривал.
Вот тогда, окончательно потеряв надежду раскрыть подпольную организацию, Шкуратов и вспомнил про фотографию, которую еще до войны на всякий случай оставил у себя. Пригодилась-таки!
Так размышлял Дмитрий Красноголовец, сидя в ту ночь на мокром цементном полу одиночной камеры гитлеровского застенка.
А наутро — опять длинные узкие коридоры, опять лестница — только теперь уже наверх, опять подталкивают автоматом в спину. Идут. Но только минуют дверь вчерашнего кабинета. Идут дальше по коридору, сворачивают налево.
— Halt!
Пришли. Кабинет просторнее вчерашнего и лучше обставлен. На стенах — два портрета. Побольше — Гитлера со свастикой на левом рукаве. Поменьше — Гиммлера в черном мундире. Два фюрера: фюрер третьего рейха — маньяк, обуреваемый жаждой стать властителем всего мира, и рейхсфюрер СС — главный атаман кровавой шайки убийц и грабителей. А вот и двое из этой шайки: вчерашний «знакомый» — офицер, допрашивавший Дмитрия, и хозяин кабинета — тоже офицер, и по возрасту, и по званию, и, наверно, по должности старший. А где же третий? Где «штатский», который вчера схватил Красноголовца на улице, а после служил за переводчика? Нету. Неужели без него обойдутся?
Офицер, ведший вчера допрос, что-то тихо сказал хозяину кабинета и, пройдя мимо Красноголовца, стоявшего посреди комнаты, исчез за дверью.
— Подойдите ближе и садитесь, — выговорил раздельно и четко эсэсовец.
Дмитрий сел.
— Я буду спрашивать, а вы будете отвечать, — продолжал немец.