Мало мне стресса последних дней, так и он подключился. Выглядит охренительно, хоть сейчас на обложку, на первую полосу.
Высокий, широкоплечий, атлетического телосложения.
Мой босс. Мой бог.
Идеал.
Мой, мой.
Эх, мечтай, разве что в отвязных эротических фантазиях. В грезах, которым никогда не суждено сбыться.
— Ну а кто мне говорил, что, если здесь ничего не выгорит, пойдешь в модели? — хмыкает и широко ухмыляется: — Слава создана для славы.
Киваю.
Хочу отвести взгляд и не могу.
Когда я рядом с этим мужчиной, я ничего не соображаю. Ладно, я и в остальное время не особо сообразительная, не поражаю виртуозной игрой интеллекта. Но в его магнетической тени окончательно таю и растворяюсь, обращаюсь в облако дыма, улетаю в космос.
Не ищите меня, не зовите.
Нет меня, нет.
— Ладно, что тянуть, — вздыхает он, хмурится.
Черт, не слишком хороший признак.
— Отказал?
Мои брови взмывают вверх, ресницы дрожат. Еще немного — и разрыдаюсь посреди коридора.
— Смотри сама, — пожимает плечами, подает какие-то бумаги.
Хватаю, а изучать боюсь, не отваживаюсь прочесть.
Взираю не на документы, впиваюсь взором в источник моего наваждения.
Высокий, атлетического телосложения. Волосы темные, подстрижены коротко. Глаза голубые, добрые и озорные. Лицо красивое, располагающее, черты мягкие, идеальные. Недостатков обнаружить не удается.
— Давай, — вырывает из оцепенения.
Подчиняюсь.
Строки расплываются, перечитываю несколько раз, снова и снова. Отказываюсь верить, эмоции захлестывают.
— Поздравляю с официальным трудоустройством, — смеется он. — Стажер Слава, вы готовы приступить к работе в прокуратуре?
Дышу часто-часто, достигаю полуобморочного состояния.
Да, Слава — это имя.
Мое совершенно дурацкое имя.
Точнее — Святослава. Что едва ли спасает ситуацию.
Но я думаю о другом.
Вернее — не думаю вовсе.
Я бросаюсь вперед, прижимаюсь к непосредственному начальнику, обвиваю его руками за талию и застываю в ужасе от нахлынувших чувств.
Проклятье.
Его губы так близко. И так далеко.
Улавливаю аромат мятной жвачки пополам с терпким запахом табака.
Судорожно выдыхаю. Внутри зарождается лихорадочный жар, а снаружи полыхает адский холод.
Что я творю? Еще не целую, но уже тянусь вперед, стремительно сокращаю расстояние. Достигаю неприлично тонкой грани.
По мне плачет уголовный кодекс. И свод строгих правил относительно сексуальных домогательств.
Я себя не контролирую.
Он справляется гораздо лучше. Отстраняет мягко, но твердо.
Какое позорище.
— Достаточно сказать «спасибо», — переводит безумие в шутку.
— П-простите, — запинаюсь.
Обычно я не кидаюсь на людей с целью облобызать и задушить в объятьях.