— Друг, — ответила липа, складывая ветви над его головой скатом плотной зелёной крыши.
Откуда-то сверху на нижнюю из её ветвей выпорхнул мокрый дрозд, отряхнулся и, наклонив свою чёрную головку, уставился на мальчика круглыми бусинами.
— Как ты можешь быть моим другом, если совсем ничего обо мне не знаешь? — несколько осмелев, улыбнулся ему Мэтт.
— Никто ни о ком ничего не знает, и это никому не мешает, — заметил дрозд и наклонил головку на другую сторону. — Ты замёрз?
— Немного, — кивнул Мэтт.
— Сейчас будет теплее, — дрозд ещё раз отряхнулся, попрыгал на самый конец ветки и озабоченно выглянул из-под неё, как бы ожидая чего-то от льющегося снаружи дождя. Словно в ответ где-то высоко вверху в очередной раз глухо зарокотало, но не ухнуло, а зашелестело, и вокруг липы, под которой сидел Мэтт, выткалась из мокрого воздуха белая сверкающая сеть.
— Ты только его не трогай, — предупредил дрозд, снова прыгая поближе к мальчику.
— Что не трогать? — не понял Мэтт.
— Грозовой разряд, что же ещё.
— Хорошо, — кивнул мальчик, чувствуя, как земля, на которой он сидит, становится всё теплее и теплее.
— Ты расскажи лучше, почему ты из дома сбежал.
— Я?! — удивился Мэтт. — Я не сбежал. Я будущее изменить хотел.
— Чьё? — в свою очередь удивился дрозд.
— Своё, конечно.
— Ах ты, маленький эгоист, — покачала головой птица. — Это у вас, видимо, семейное… А ты знаешь, что нельзя изменить своё будущее, не меняя чужого?
— Почему нельзя?
— Потому что будущее — оно всегда общее. Чем тебе будущий вечер насолил?
— Я не люблю на чужие ноги смотреть, — мрачно сказал Мэтт. — Они не интересные. И на пиджаки не люблю, и на платья. А лиц я не вижу, потому что я маленький. А ещё делать многих вещей нельзя, когда приходят гости, потому что они могут многого не понять. Вернее, понять многого не могут.
Дрозд подпрыгнул на месте, присвистнул и совсем по-человечески ухмыльнулся:
— А ты не пробовал сесть повыше? — и, глядя на открывшего от удивления рот мальчика, подмигнул ему: — А давай, сегодня слегка изменим привычный ход вещей?
Дома Мэтт появился почти сразу же после грозы, — мокрый, оживлённый, счастливый, можно сказать в кураже, с сидящим на плече маленьким чёрным дроздом.
В посольском дворе, откинувшись на спинку литой чугунной скамейки и закинув ногу на ногу, его ждал Лукаш:
— Ну, что, путешественник, знаешь, чем кормят дроздов?
— Кормят тех, которые живут в клетках, — парировал мальчик. — А я никого не держу.
Потом был вечер, и вечерний приём впервые не казался Мэтту обременительным. Он ходил между чопорными, застёгнутыми на все пуговицы гостями и с обаятельной улыбкой дарил каждому из них живой хрустальный цветок. Гости присаживались на корточки, чтобы познакомиться и пожать мальчику руку, а цветы качали прозрачными головками и звенели.