Мальчик по имени Рождество (Хейг) - страница 20

Николас отдал Блитцену предпоследний гриб, а последний – Миике. Сам он ничего не съел, хотя желудок его ворчал, как далёкий гром. Гора казалась бесконечной: чем дальше они забирались, тем выше она становилась.

Блитцен замедлил шаг, словно и ему наконец потребовался отдых.

– Хороший мальчик, – не уставал повторять Николас, – молодец, Блитцен.

Одну руку он продолжал прижимать к карману, чтобы уберечь от стужи Миику, а другой время от времени ласково похлопывал оленя по широкому боку.

Ноги Блитцена утопали в снегу; идти становилось всё тяжелее. Удивительно, что он до сих пор двигался вперёд.

Николасу уже чудилось, что он ослеп от бескрайней белизны Крайнего Севера, когда на середине горы ему в глаза бросилось что-то красное. Красное, как кровь, как свежая рана на снегу. Николас спрыгнул с оленя и заковылял туда.

Каждый шаг давался ему с огромным трудом. Мальчик то и дело проваливался по колено в снег, словно гора была не горой, а большим сугробом.

Наконец он дошёл. Оказалось, что это не кровь, а колпак, который Николас тотчас же узнал.

Это был колпак его отца.

Колпак, сшитый из красной тряпки, с пушистым белым помпоном.

Он заиндевел, и его хорошенько припорошило снегом, но ошибки быть не могло.



Николас почувствовал, как всё его хилое тельце пронзила тревога. Неужели то, о чём он запрещал себе думать, всё-таки случилось?

– Папа! – закричал он, закапываясь руками в снег. – Папа! Папа!

Он убеждал себя, что колпак сам по себе ничего не значит. Возможно, его сдуло ветром, а отец слишком спешил, чтобы остановиться и подобрать его. Возможно. Но когда кости ломит от холода, а желудок от голода прилип к позвоночнику, сложно думать о хорошем.

– Папа! Пааааапааааа!

Николас рыл снег голыми руками, пока те не заледенели и не перестали его слушаться. Тогда мальчик разрыдался.

– Всё без толку! – всхлипывая, сказал он Миике, который отважно высунулся из кармана, хотя на носу его тут же повисла сосулька. – Зря мы сюда пошли. Он, наверное, уже мёртв. Мы должны вернуться. – Николас повысил голос, перекрикивая ветер и обращаясь к оленю: – Нужно ехать на юг. Прости! Не стоило тебе идти со мной. Никому не стоило. Здесь слишком холодно и слишком опасно даже для оленя. Давайте вернёмся.

Но Блитцен его не слушал. Он шел вперёд, взрывая копытами снег, и карабкался всё выше на гору.

– Блитцен! – отчаянно завопил Николас. – Остановись! Там ничего нет!

Но Блитцен и не думал останавливаться. Повернувшись к мальчику, он коротко кивнул, словно призывая следовать за ним. На секунду Николасу захотелось никуда не идти, а просто сидеть и ждать, пока снег не укроет его с головой, и он не станет частью горы, как, должно быть, стал отец. Какой смысл двигаться вперёд или назад? Каким же дураком он был, когда ушёл из дома. Надежда наконец оставила Николаса.