Устав от метаний и боли в боку, я поплелась в сторону двери из черного дерева, за которой оказалась ванная, совмещенная с уборной. Я едва успела ополоснуть лицо, как к горлу подкатила тошнота, и, ринувшись к унитазу, я шлепнулась на колени, игнорируя боль в левой ноге. Меня буквально выворачивало наизнанку. Возможно, из-за обезболивающего, которое наверняка мне вкололи или, быть может, это был наркоз. В любом случае я была уверена в том, что меня напичкали лекарствами. Тошнило жутко. А после этого сразу захотелось пить и есть. Невыносимо просто.
Вернувшись в комнату, подошла вначале к двери, но, так и не решившись дернуть за ручку, встала у окна. Просто невероятное зрелище развернулось перед глазами. Я находилась на втором этаже дома, поэтому могла видеть, что происходит на оживленной улице. Торопливые местные жители и спокойные размеренные туристы. Боже, это Касабланка. Так, кажется, сказал грек. Африка.
Мой мозг соображал на удивление быстро. Вспомнила школьные уроки по географии и примерно прикинула карту.
Если не ошибаюсь, то ближайшее место, куда я могла бы добраться — это Испания, которую от Африки отделяет Гибралтарский пролив. Марокко в тесных связях с этой страной.
Второй вариант… Большая часть международной торговли проходит через Касабланку. Можно попробовать сбежать и добраться до любого крупного судна. А там уже…
Кого ты обманываешь, тебя отыщут и вернут этому извращенцу. Только хуже будет. Но эти мысли меня не напугали должным образом, потому что в душе все равно зародилась надежда, а это было чертовски хреново. Обнадежив себя, человек восстает из пепла, будто феникс. А если надежды крушатся — можно и с ума сойти. Лучше не верить в свой побег, тогда и разочаровываться будет не в чем. Подвернется подходящий момент — воспользуюсь. Сейчас важно жить настоящим.
Кавьяр пришел, как и обещал, спустя два часа. Я следила за тикающими часами, висящими на стене.
— Прошу, доктор, — сверкнул белозубой улыбкой грек, пропуская в комнату темноволосого мужчину.
Я почему-то напряглась, заподозрив неладное. Признаться, выражение лица Кавьяра жутко пугало, но выдавать свои чувства я не намеревалась.
Доктор присел на край кровати и, осторожно стянув с меня одеяло, тут же нахмурился.
— Клио, что это? — оглянулся он на грека, стоящего у окна.
Тот лишь передернул плечами.
— О чем ты?
— Это синяки? Ты душил ее? Опять за старое взялся?
Что это значит? Я чего-то не понимаю?
— Простите, — прохрипела нервно. — Этот урод еще и садизмом страдает?
Я видела, как дернулся в мою сторону Кавьяр, но, видимо, присутствие доктора его все же сдерживало.