Если он сам того хотел, то возьмем его в свои провожатые и попробуем отыскать или воссоздать воображением из небытия то, что удастся.
Один маршрут мы уже прошли. А теперь исследуем его квартиры, начиная со времени переезда в Москву осенью 1921 года.
Этот переезд, завершивший двухлетний период кавказских скитаний – военной, полувоенной и послевоенной (но в условиях, близких к военному положению) поры – он сам описал очень выразительно: ночь, сплошная неизвестность, толпа, прущая через разрушенный вокзал, потом пролетка и неясные контуры темного города, в котором негде и не за что зацепиться. Возможно, киевский беженец, думавший уже об эмиграции и даже предпринявший в этом плане некоторые шаги, всматривался в этот город с гордым вызовом Растиньяка, но из писем к родным мы знаем о гораздо более скромных планах: «… если бы года за три вновь обрести норму: жильё, одежду, еду и книги». Немного, но и слишком много для представителя интеллигенции того времени – в итоге трех лет не хватило.
Недаром жильё фигурирует на первом месте. Человек, которого лишили Дома, с душой и телом, изболевшимися от вынужденных странствий, желал обрести хоть какое-нибудь пристанище. Но всё было против. Москва трещала по швам. Приезжие карьеристы, оснащенные мандатами, распоряжениями и исключительными жилищными правами новой власти, осуществляли per fas (правдами), а особенно nefas (неправдами) вселение в квартиры и без того перенаселенные. Их прежние обитатели и хозяева напрягали все силы и смекалку, чтобы доказать свою лояльность и необходимость, обзавестись жилищной броней. Это была изнурительная и продолжительная война – в точном смысле гражданская, домашняя: удар на удар, справка на распоряжение, распоряжение на апелляцию. Тогдашняя литература, касавшаяся бытовых проблем, многократно живописала эти столкновения. Делал это и сам Михаил Афанасьевич, тот, кто его читал, помнит, как часто упоминает он о «чувстве зависти в высокой степени», испытываемом при виде жилищной предприимчивости ближних.
Оба они (с женой Татьяной Николаевной) первоначально обосновались на Садовом Кольце, внешней (по отношению к упомянутому кольцу бульваров) границе улиц, окружающих центр, а точнее – тот его участок, который называется Большой Садовой, в дом № 10. Его можно легко отыскать и теперь, идя от площади Маяковского вниз по левой стороне, сразу за Военно-Политической Академией. Это старое, солидное здание, построенное оборотистым промышленником для состоятельных жильцов. Юмористическое описание лучших дней существования дома знакомо читателям рассказа «Дом №13»; в отрывистых, словно синкопированных фразах этого произведения передана нетривиальная характерность этой серо-желтой глыбы, заполненной невероятной мешаниной людей и судеб.