» и «
Роковые яйца» , тут же, по словам Любови Евгеньевны, из чтения газетной заметки родился замысел «
Зойкиной квартиры», бравурной, с размахом написанной и Театром имени Вахтангова поставленной комедии о нэповском полусвете, где фигурирует действующий под вывеской швейной мастерской дом свиданий. Существуют, правда, и другие версии возникновения этого сочинения, но это не столь уж важно.
Здесь-то и находится центр булгаковской топографии. Тут же рядышком была церквушка, где выдавали замуж младшую из сестер Булгаковых – Елену. На углу Малого Левшинского и давней Пречистенки находилось следующее жилище Михаила Афанасьевича. Если точно, то Малый Левшинский, 4, но это уже фикция, поскольку этот угол как раз при мне рушили и перестраивали, а потому след Булгакова, как свита Воланда, распыляется здесь в проплывающих облаках. Это закономерно. Зато прогулка Пречистенкой позволит вам ощутить еще относительную стабильность традиционных структур и людей, которые годы назад эти структуры создавали и которых наш Мастер – напомню – высоко ценил. Чтобы отыскать след, пожалуй, самого близкого Булгакову человека, надо тут же повернуть в направлении Арбата. Параллельно Денежному здесь проходит Плотниковский переулок, где жил Павел Попов, философ, историк и логик, друг и многолетний адресат писем писателя, которому явно важно было оставить после себя эпистолярные свидетельства. Дом семьи Поповых (жена, Анна Ильинична, являлась внучкой Льва Толстого) под № 12 несколько отодвинут вглубь и отделен от тротуара маленьким сквериком. Квартира в подвальном помещении очень Булгакову понравилась – есть основания полагать, что ее черты он придал жилищу Мастера. Памятуя, впрочем, о правиле контаминации, мы склонны предполагать и присутствие в нем признаков следующего и, наконец, собственного булгаковского жилья. Мы выйдем к нему, идя Пречистенкой вверх, затем перейдя Зубовскую площадь, оставив слева Хамовники. Продолжением Пречистенки служит улица Пирогова, район медицинских клиник. Напротив одной из них стоит дом № 35, а квартира № 6, расположенная на низком первом этаже, выходит, как и тогда, окнами на очень шумную улицу. За этот шум, а в особенности за скрежет проезжающих трамваев Михаил Афанасьевич со временем перестал ее любить, стал называть «норой» и ядовито отзываться о ней: «Моя проклятая резиденция сотрясается в своих основаниях». Но первоначально, когда тантьемы, поспектакльные отчисления за «Дни Турбиных», обеспечили относительную финансовую стабилизацию, жилище на Пирогова стало подобием Дома. Анфиладу из трех комнаток удалось уютно меблировать. У меня есть фотография кабинета: стильное, хотя и порядком послужившее бюро, два подсвечника, лампа под абажуром (конечно, зеленым – а как же иначе?)… Сзади видны библиотечные полки, и по корешкам можно распознать антикварные издания: оправленные в кожу, они излучают спокойное тепло и концентрированную мудрость традиций. Говорят, у него было превосходно подобранное собрание русской литературы XIX века. На стенах же, что не показано на снимке, висели в рамочках наиболее кровожадные, призывающие к борьбе с «булгаковщиной» театральные рецензии, самые злобные выражения в которых хозяин подчеркивал, словно отмахиваясь от своей судьбы или бросая ей вызов. Таков был его стиль.