Игнат привстал, но в окне уже никого не было. Марьяна взяла его за руку и, неправильно истолковав его порыв, произнесла мягко:
– Не волнуйся, теперь у нас с тобой все будет хорошо.
– Да, – сказал он и выпростал руку. – Будет.
И шагнул в проход. Марьяна потянулась следом, крикнула:
– Куда ты?!
– Я сейчас, – отозвался Игнат, продираясь через выставленные ноги и сваленные в кучу, еще не разобранные тюки. – Мне надо… догнать того мальчика.
– Какого мальчика? Поезд уже отходит!
Он остановился в проходе, растерянно оглянулся через плечо. Марьяна застыла, прижав к груди ладони, глядя на Игната широко распахнутыми, оторопевшими глазами. Темная коса лежала на плече мертвой змеей.
– Ты меня прости, Марьян, – мягко произнес он. – Виноват я перед тобой, только перед другой я виноват еще больше. Не могу я с тобой поехать сейчас.
– Как же так… – прошептала она, глаза наполнились слезами.
Такой в последний раз и запомнил ее Игнат.
– Я тебя найду! – прокричал он, соскакивая на перрон. – Обязательно найду, слышишь? Прощай и не держи на меня зла!
Локомотив взревел, как раненый зверь. Ударил в небо крученый дымный столб, окутал Игната серым туманом. Туман поглотил и перрон, и поезд, уносящий в своем теплом нутре растерянную, плачущую Марьяну. Все это казалось теперь неважным.
А важна была только она. Только вещая птица, распростершая крылья над зачарованным миром. И тот из людей, кто голос ее услышит, пленится песнями и забудет обо всем на свете. И до той поры будет скитаться, пока не упадет замертво.