На этот раз сводка не врала. Уже спустя час из окна штаба Синицын увидел серое облачко над Черной сопкой. Облачко быстро росло и вскоре закрыло солнце. Порыв ветра стукнул рамой окна, заполоскал парусиной палаток. Сизая туча, тяжело переваливаясь через сопки, обложила горизонт. Стало темно.
Лиловые далекие молнии бесшумно полосовали небо. Высокий желтый столб пыли шел, накренясь, по дороге, кружа и втягивая в себя листья, ветки, комья земли. Сорванная им палатка поднялась, как гигантский змей, и унеслась в сторону. Зигзаги молний чертили низкое черное небо всё чаще, но грома не было слышно.
На столе и на стене у оперативного дежурного трещали телефоны: звонили с постов, с батареи, из рабочего лагеря. Начхоз требовал людей — у него лежали неубранными кули с мукой. Из лагеря строителей тоже требовали помощи — у них под открытым небом оказались рабочие, прибывшие вчера из района. Из гаража сообщали, что сорвало навес.
Синицын, держа в обеих руках телефонные трубки, старался перекричать шум ветра, который с каждой минутой крепчал. Капитан Пильчевский стоял подле него, выслушивал донесения и отдавал приказания. Потом он отправился на батарею.
Матросы с воротниками форменок, прижатыми ветром к затылкам, то и дело придерживая бескозырки, чтобы не сорвало с головы, крепили палатки, укрывали продовольствие и снаряжение парусиной, рогожами, досками. Часть матросов рыла канавки для стока воды.
Тучи спускались все ниже. Уж не видно было ни бухты, ни сопок, ни дороги — одна свинцовая мгла. Но вот первые капли ударились о землю — и сразу хлынул ливень.
Ветер перешел в ураган. Потоки низвергающейся с неба воды летели косо, почти не касаясь земли. Они били, словно пулеметные очереди, о парусину палаток. Палатки прогибались, веревки со звоном натягивались и лопались. Их не успевали крепить. Дождь, вихрь, мрак, наступивший среди бела дня, крики команды, шум воды и грохот камней, несущихся в грязной пене…
Буря неистовствовала. Казалось, единственной ее целью было уничтожить все, что создали с таким трудом люди в этой далекой бухте. Она срывала шифер с крыши штаба, опрокидывала палатки, вырывала столбы с проводами. Обрывки парусины, одеяла, пожитки, рогожи, бочки, доски уносились водой.
Грязно-коричневый поток клокотал под окнами штаба. Стремительные ручьи неслись по склонам сопок. Они с треском прокладывали себе путь среди кустарников, собирались внизу, и там, где пролегала дорога к бухте, шумела теперь настоящая река. Она ширилась с каждой минутой, затопляя падь, смывая и унося все, что встречалось.