Ему долго не открывали. Он повторно пять раз нажал выщербленную податливую кнопку, но даже звонка не слышалось за тяжелой дверью. Сухарев снова сверился по широкому листу картона, прибитому к двери, и обнаружил то, чего не заметил сначала: не Коркина там была указана, а «Коркин — 5 зв.». Он звонил к тому, кто уже не мог отозваться.
Замок негромко щелкнул. В дверной щели Сухарев увидел сначала черное пространство коридора и уж затем разглядел стриженую голову, поднятую на него. Он потрепал мальчишку по щеке:
— Коркина Вера Федоровна дома, не скажешь?
— Налево по коридору, — ответил мальчик, глядя на него снизу любопытствующими глазами.
— Как тебя величают?
— Вова.
— Вперед в разведку, рядовой Владимир! — скомандовал Сухарев.
Коридор был черен и бесконечен, казалось, он достигал самого края жизни, и Сухарев, следуя за лазутчиком, то и дело натыкался на эту черноту: углы кованых сундуков с висячими замками от соседей, переборки лестниц, висевших на стенах, валики заброшенных диванов, рамы, лишенные картин. Один раз мимоходом мелькнул просвет, судя по запаху ведущий на кухню, и снова они пробирались на край жизни.
— Тут, — сказал Вова, останавливаясь перед широкой дверью.
Сухарев постучал, дверь не отозвалась.
— Она дома, — продолжал Вова. — Я видел, как она пришла с работы. А вы с какого фронта? В каких родах войск?
— Тс-с! Военная тайна. — Сухарев толкнул дверь и очутился в просторной комнате, освещенной настольной лампой под зеленым колпаком. Высокая прямая женщина стояла в чулках на стуле, поправляя бумажную штору у окна. Заслышав шаги, она неторопливо оглянулась и кивнула ему как знакомому.
— Здравия желаю, мамаша, — доложился он, прищелкнул каблуками. — Капитан Сухарев с Первого Украинского фронта.
Вера Федоровна спокойно улыбнулась ему со стула, будто давно поджидала Сухарева и знала, что он придет к ней.
— Вы Володин друг? — спросила она почти утвердительно.
— Так точно, мамаша, прибыл от вашего Володи с попутной командировкой. — Теперь он ученый и знает, как обходиться в таких ситуациях.
Она еще раз проверила взглядом и рукой светомаскировку, спустилась на пол, сунула ноги в затоптанные туфли и лишь тогда двинулась на Сухарева, не сводя с него пристального немигающего взгляда.
— Его убили, я знаю, — произнесла она тихо и отступчиво.
— Вы получили письмо? — с облегчением удивился Сухарев.
Вера Федоровна покачала головой:
— Письма долго идут. А сердце матери знает все. Сегодня седьмой день, как его убило, послезавтра девятины придут. Это было после обеда, я только со смены вернулась. Пуля попала в сердце, — она дотронулась рукой до груди.