В поезд мы вскакивали на ходу. Поблагодарив двух дам за прекрасно проведённое время, я бросил в них бутылку шампанского. По счастливой случайности, не попал. В отличие от девчонок. Но зато они не только слышали, но и смогли увидеть Брызги шампанского.
– Ты зачем их прогнал? – Русь не был огорчён. Он был в бешенстве. Но своё состояние скрывал умело.
Он знал, что дерьмо лучше не трогать. Вонять не будет. Я был тем самым дерьмом.
– А зачем они нам? – я не еврей, но многое мне у них нравится.
– Дурак. Они сосут.
– Ты хотел сказать: сосали. Кстати, где ты их откопал? – из машины мы выходили сугубо мужчинской (не мужики, а так, синие в хлам мужчинки) компанией.
– Да стояли на перроне, – более скоростного съёма мне наблюдать не приходилось.
Не успели мы зайти в купе, как Русь сразу же куда-то пропал. Впрочем, пропажу мы обнаружили, только когда он вновь появился перед нами. Русь был не один. С ним был ящик водки.
– Не в сухую же нам трястись трое суток, – оправдывался он, открывая бутылку, – жене от получки привет передай, сынишке пришли бескозырку, – продекламировал новоявленный Бродский, держа в руке алюминиевую пробку. Она действительно напоминала бескозырку.
– Ты где взял водку?
– Купил.
– Где?
– Отгадай с трёх раз, – и сразу: – у нашего проводника, – антиалкогольная кампания того времени на проводников не распространялась.
Время сгущалось сумерками и запивалось водкой. Я сделал большую ошибку, когда остался на ночь в нашем сумасшедшем купе и многострадальном вагоне.
Как только пассажиры стали взбивать голодные подушки и натягивать на уши то, что десять лет назад называлось одеялами, Русь с Базановым ощутили потребность в общении. Пузо спал. Я был неразговорчив. И они решили познакомиться с соседями.
Раздобыв где-то ведро с углем и металлический совок, они пошли по вагону в поисках потенциальных покупателей чёрного золота. Не спрос рождает предложение, а наоборот. Импозантная фигура Базанова была достойна кубизма Пикассо: стильные чёрные туфли, чёрные носки, модное чёрное пальто и жёлтые семейные трусы в синий горошек. Остальные предметы его туалета отсутствовали. Завершала этот ансамбль сорванная с окна занавеска. Она, словно официантский рушник, висела на правой руке Базика.
"Не желаете ли уголька?", – вежливо справлялись жаждущие общения продавцы. Но сонные люди не торопились расставаться со своими сбережениями ради синей чёрно-золотой химеры. Отказников Базанов помечал углем, рисуя им на лбу незатейливый крестик.
Я сидел в купе вкупе с водкой и спящим Пузом и втыкал. Фразы типа: "Сколько можно?", "Дайте покоя!" и "Вы что, с ума сошли, что ли?" давно уже стали привычными и почти родными, но кем-то оброненное слово: "милиция" заставило меня мгновенно протрезветь. Я выскочил в коридор. Или что там у них в вагоне вместо оного?