— Деду! Деду! — младшенькая замахала прутяным веником. — Не спи, деду! Глянь!
Глядел. Не на пугало — что он, за жизнь пугал не видевши, что ли? — на семью смотрел. На дочку, по весне расцветшую. На мелкотню, в пыли вывозившуюся. На Граньку — крепкой породы, ладного норову, хорошей рукой дом держать станет.
И радостно было деду. Даже ноги отнятые болеть перестали.
Ладилась жизнь.
Элья едва не разрыдалась от зависти, а в руки скользнула другая нить.
Давал жизни Спотык! Летал рубанок да по досочке, снимал витую стружку, сыпал на пол, укрывая ворохом чутка сыроватых пахких опилок. Почти снег, только теплый. Белянка зачерпывала руками и нюхала, жмурилась и фыркала по-кошачьи. Вот никогда бы не подумалось, что Спотычек так плотничать мастер!
Хорошо.
Так хорошо, что и не бывает. Пусть дом старый, подгнивший с одного угла и черно-подгоревший с другого. Пусть крыша просела и печная труба обсы́палась. Поправится. Были б хозяева, будет и хозяйство.
И жизнь будет. Новая, незнакомая, но славная.
Улыбнувшись этаким мыслям, Белява начала сочинять новую сказку про строителя волшебного замка. А как же ж дите уложить без сказки-то?
В сказках не бывает мух. А здесь была: ползала по лицу от нижнего века, по носу до сомкнутых губ и обратно. Как пролезла в запечатанный ящик?!
Прочь! Всевидящего ради, только не это! Не черви, не насекомые! Да, охотники до мертвого всегда найдутся, но Элья ведь жива! Чувствует и не может даже вздрогнуть от отвращения. Остается неподвижной.
Удобной.
Муха замерла, но не исчезла… Ничего. Элья ведь не застрянет здесь? Конечно, нет. Уйдет. Хотя бы в лабораторию, где можно задержаться подольше и даже поговорить с Кырымом.
Ему нужна здоровая склана? Он её получит. А потом получит…
Повозка подпрыгнула, и с нею — тело в ящике. Муха зажужжала и нырнула в ноздрю.
— От неслух. — Зарна нежно держала мальчишку за ухо. — Я ж тебе говорила.
— Не трогай меня, ак-найрум! — закричал карапуз.
— Я тебе покажу «ак-найрум», — Зарна несильно наддала по тощему заду. — Ладно, показывай коленку.
После минуты споров коленка была промыта и перевязана. А мальчуган, получив поцелуй в макушку, унесся в дом.
Из угла двора за ней наблюдал второй мальчишка, похожий на первого, но старше. Наблюдал внимательно, прицениваясь — или прицеливаясь? — но не пытаясь вмешаться. Независимый и гордый Чаал-нойон. Не родной он Зарне, как и убежавший малыш. Вот ведь одарил Всевидящий: явилась в Ханму и получила ношу из троих неслухов и кошеля с золотом. Хотя не было бы монет — все равно позаботилась бы. Есть ведь не только кровавая дымная столица, есть далекий дом, где будет уютно даже наир.