Я вздохнула: ладно об этом позже. Сейчас пора заявить о себе миру и провести разведку боем. Я собралась и открыла глаза. Тишина. Ладно, попробуем по — другому. Я заорала. Тут же вокруг что‑то загремело, приторный голосок заверещал над ухом и меня подняли. Ощущение убийственное: пошевелиться не могу, опираюсь двумя точками на чьи‑то руки, понимая, что одно неловкое движение и навернусь.
Очень не понравился и тот факт, что я не поняла ни слова из сказанного в мой адрес ласковым женским голоском. Это не английский, не немецкий, не арабский и не один из славянских… Господи, только не аборигенкой каких‑нибудь диких племен с экзотическим цветом кожи! Я пыталась рассмотреть людей, но глаза еще отказывались выполнять свою прямую функцию. И только спустя недели, а то и месяцы, я немного успокоилась, сумев внимательно рассмотреть родителей. Вид у них был вполне европейский.
В общем, это хорошо, что дети ничего не помнят. Это же какую психологическую травму можно получить, осознавая, что когда снимают твои мокрые пеленки, все глазеют на тебя, будто стараясь запомнить все в мелочах. Фрейда на них нет. Трюк с грудью, кстати, получился. Моя новая мама отделалась синяками. Пытались кормилицу подсунуть, но я и ее тяпнула. Обычных резиновых сосок у них в хозяйстве не водилось (это ж в какой бедноте мне посчастливилось родиться), молоко в рот мне капали с какой‑то тряпочки отвратного вида. Зато времени было вдоволь. Я потратила его на изучение языка, пробы голосовых связок и обдумывание ситуации. А она мне не нравилась все больше. Мало того, что родилась я явно в крестьянской семье, не блещущей богатством и интеллектом, так еще и неизвестно где. Звучавшие названия сел и городов ни о чем вообще не говорили. Праздники отмечались такие, о которых у нас никто ничего не знал. Но самое ужасное: ни электричества, ни телевидения, ни радио, ни каких‑либо бытовых приборов.
Первым моим вмешательством в окружающий мир была борьба за имя. Любящие родители решили назвать меня Серта. Мой новый папа как‑то обмолвился, что в переводе с древнего языка это значит «радость души». Я, конечно, радость, не спорю, но имя показалось мне гадким. Сначала я просто не откликалась, что мои родители принимали за мою детскую недалекость и тупость. В моем слухе сомнений не возникало. Уж на «ням — ням» я реагировала весьма однозначно. А уже ближе к моим шести месяцам от рождения на каждое радостно — повизгивающее обращение ко мне «Серточка», а просто твердо и четко говорила: «Света». Первое такое заявление повергло услышавшего его папу в шок. Он просто смотрел на меня и хлопал глазами. Когда история повторилась, он отмахнулся от меня как от нечестии. Разве что не перекрестился. Только через несколько дней после повторения мною такого просто слова, папа подошел ко мне, наклонился к самой моей радостно улыбающейся моське и тихо спросил: «А может Вета? Это значит «защитник людей»… Я подумала, потом весело подмигнула папаше и кивнула. Света — Вета… Какая в сущности разница, как они будут меня называть.