Но спокойствие все же было нарушено. По телу пробегали мурашки при взгляде на мужчину, ставшего жертвой ее невнимательности, который вдруг превратился в спасителя. Казалось, после нескольких часов, проведенных в заточении, Жак уже не должна была ничего чувствовать, однако не каждый день тебя вытаскивает из-за решетки парень в смокинге, более шикарный, чем сам Джеймс Бонд…
— А я и не обсуждаю достоинства полицейского управления, — произнесла она примирительно. — Я просто… — Жак заставила себя встретить его пристальный взгляд, который тут же вызвал уже знакомую дрожь в ее теле.
Он был непозволительно привлекателен, особенно сейчас, когда от него так и веяло недовольством. Держать свое мнение при себе оказалось намного сложнее, чем думала Жак.
Она почесала подбородок, желая положить конец их спору.
— Я просто подвергла сомнению правомочность их действий.
— Уверен, полиция бы с удовольствием оставила вас в покое, — мягко произнес он. — Но они обязаны выполнять свою работу и следовать букве закона. А нарушение общественного спокойствия — это как раз незаконно, — саркастично закончил он.
Жак открыла рот, но тут же прикусила язык, вспомнив про Никки. «Думай о Никки», — сказала она себе.
Когда они столкнулись на улице, Блейк показался таким спокойным, расслабленным, но потом — в тюрьме — его ледяной профессионализм раскрылся во всей красе. Несмотря на случившееся, он оставался невероятно хладнокровным и равнодушным. И сейчас Блейк был прав, черт бы его побрал.
— Но я не хотела нарушать закон.
Блейк, словно приготовился слушать интересную историю, расслабленно откинулся на сиденье: ноги скрещены, рука лежит рядом с Жак, вызывающий взгляд устремлен на нее, поощряя удивить его очередной байкой.
— Тогда каковы были ваши намерения?
— Я — музыкальный терапевт в детском клубе «Соуф-глейд». Власти перестали его финансировать…
Ее сердце учащенно забилось, страх сжал грудь. Клуб был безопасной гаванью, где дети могли проявить себя; чувствовать себя комфортно. Жак едва ли пережила бы школьные годы без него. Она переезжала из одной семьи в другую, и только клуб всегда был постоянен. Только его она считала своим домом. Она не могла потерять его сейчас.
Пытаясь успокоиться, Жак погладила татуировку, которая скрывала шрамы на запястье. Она называла их воинскими ранами. Символы прошлого. Они служили напоминанием о том, кем она была раньше. И как далеко она была готова зайти.
Жак расправила плечи, поборов волнение.
— Поэтому я хотела привлечь внимание общественности к нашей проблеме.
— Угодив в тюрьму?