безмолвные святые; подгнившие балки, поддерживающие потолок,
также не внушали особого оптимизма, а уж когда показался сам
святой отец Карсон – сгорбленный старик лет восьмидесяти в
потрепанной ризе и с небольшой книгой в кожаном переплете в
руках, то Даглаш окончательно сник.
Священнослужитель, не обращая внимания на прихожан, прошел к
столу, отодвинул стул, отчего жуткий скрип раздался по всей церкви,
затем сел, раскрыл книгу и принялся читать. И тут Даглаш
встрепенулся, голос старика оказался настолько приятным и
успокаивающим, что Джон полностью погрузился в монотонное
чтение, а местами напевание строк из священного писания.
Спустя пару часов журналист не просто оттаял, его глаза сияли, он
даже ощутил некое разочарование, когда Карсон резко прервался,
откашлялся и захлопнул книгу, знаменуя конец службы.
И святые уже смотрели на него не так строго, и темнота казалось уже
не темнотой, а убаюкивающим полумраком, где воцарилось
умиротворение; свечи потрескивали, окружая Даглаша уютом и
теплом. Двое еще около часа сидели на скамье, созерцая божественное
пространство, они слушали тишину, вдыхали церковные ароматы и
размышляли, наверно, о чем-то высоком.
По пути домой Джон не проронил ни слова, а Кол полностью
поддержал его молчание, все-таки сегодня журналист впервые
прикоснулся к чему-то по-настоящему важному для человека. И
только, когда они собрались спать, Нэш заговорил:
- Что вы чувствуете, Джон?
- Мне хорошо. Будто сознание прояснилось, страхи покинули. Это же
хорошо?
- Да, это хорошо. Доброй ночи, дорогой Джон.
- Доброй ночи…
Глава 8
И снова метель. Но на этот раз куда сильнее, порывы ветра ломали
обледенелые деревья, снег поднимался на несколько метров от земли,
заполоняя пространство единой белой массой. Дом уже не просто
скрипел, он трещал, казалось, вот-вот и его разнесет в щепки, в трубе
раздавался жуткий вой, будто там застряло нечто и оно стонало,
царапалось, рвалось наружу.
Мистер Нэш укутался в три одеяла, но уснуть все равно не мог, а Джон
продолжал крепко спать.
Даглашу снилась Джулия, они медленно прохаживались по мостовой
вдоль набережной и мило беседовали, правда, в основном говорила
Жули, а Джон не сводил с нее глаз. Отныне ему куда приятнее было
здесь – за гранью реальности. Во снах он мог не думать ни о чем, что
его волновало: деньги, работа, неясное будущее, а главное, с ним
рядом была она, такая настоящая, такая особенная.