— Будь спокойна… — обиделся было Коля.
На этот раз он не появлялся дольше. Сердце Веры тревожно сжималось. Сверху доносился мерный, давящий на уши шум, вибрировала земля над головой.
«Конечно же — танки! И, видимо, много…»
Она уже совсем отчаялась, когда вернулся перепачканный в земле и глине Коля.
— Все запомнил, все… — радостно зашептал он, — только назад нам надо, здесь не пройти — немцы кругом.
— Ты прав. Пошли назад, на дорогу. Будь что будет — станем пробираться к Воротному.
Они вернулись к дороге. Не обращая внимания на проносившиеся мимо машины, двинулись вперед. Никто их словно бы не замечал. Возчики, равнодушно скользнув по ним взглядом, проезжали мимо, машины не сбавляли скорости. И только у самого входа в село их остановил патруль — двое солдат и офицер в форме танковых войск.
Вера, как могла, старалась объяснить офицеру, кто они и почему пришли. Коля заплакал.
— Отпустите нас, господин офицер. Тетенька Маланья нас ждет, пожалуйста, отпустите.
— Найн! — офицер покачал головой. — Следовайт за мной!
Пришлось повиноваться. Офицер пошел впереди, сзади, подталкивая Колю и Веру в спины, следовали солдаты.
Коля не переставая хныкал. Вера лихорадочно искала выход из положения, примечая между тем все, мимо чего вели их: и скопление автомашин за высоким штакетником, роту солдат, строем пересекшую им путь в центре села, и новенький «оппель», примостившийся возле высокого дома в конце улицы.
Их провели через все село. На окраине ввели во двор, по крутой лестнице спустили в темный подвал. Один из солдат, лязгая тяжелым кованым запором, замкнул дверь.
— Господи, пресвятая богородица, детей-то пошто ведут?! — послышалось из глубины подвала. Там, в углу, через крохотный решетчатый квадрат окна падала сверху полоска света. Почти по всему периметру небольшого сырого помещения у стен сидели и лежали люди.
— Бабушка, за что же это вас?.. — Вера опустилась около маленькой щуплой старушки, кутающейся в короткополую кацавейку. Коля пристроился рядом.
— Дак за что, милая… хворосту запасть хотела. Они меня и цап! Дядько Михай вон в Брусилов на коняге поехал продать ли, купить ли чего, и его — сюда. Всяк по-своему тут оказався.
Вера прислонилась затылком к холодной стене. Надо было что-то придумывать, выкручиваться. А глаза слипались. Сказывались две бессонные холодные ночи. Она закрыла глаза, почувствовав, как Коля, прижавшись к ней, горячо шепчет ей на ухо:
— Убежим, Веруш! Увидишь — убежим. Я не я буду…
Удивительно, но ей сразу же стало легче от этой мальчишеской отчаянной уверенности, поддержки. К тому же — кругом были люди, они не одни. Но кто знает, сколько их здесь продержат. А ведь там ждут…