Когда она принялась выкручиваться и брыкаться, просто подняли над полом, будто она была связанной дичью, пойманной чисто из спортивного интереса.
– Где халиф? – выкрикнула она.
«Прекрати! Не умоляй».
– Я хочу поговорить с халифом!
Ни один из солдат даже не взглянул на нее.
– Послушайте! – закричала она. – Пожалуйста!
Они продолжали полунести-полутащить ее боровшееся изо всех сил тело вниз по мраморным залам дворца.
Слуги, мимо которых они проходили, прятали взгляды.
Им все было известно. Так же, как и солдатам.
Здесь было не на что смотреть.
И тогда Шарзад осознала неизбежную истину.
Она была никем. Она ничего не значила.
«Ни для солдат. Ни для слуг».
Она перестала бороться и подняла голову.
И плотно сжала губы.
«Баба и Ирза.
Шива… и Тарик».
Она что-то значила для них. И она не посрамит их память о ней, устраивая сцену.
Ее неудача уже была достаточным позором.
Когда солдаты открыли двери, ведущие к рассвету, и Шарзад увидела перед собой собственную смерть, именно эта последняя мысль надавила на нее своим грузом, окончательно сломав плотину.
«Шива».
Тихие слезы непроизвольно потекли по ее лицу.
– Отпустите меня, – прохрипела она. – Я не убегу.
Трое солдат посмотрели на первого. После бессловесной беседы они поставили Шарзад на ее босые ноги.
Серая гранитная брусчатка была прохладной на ощупь, теплые лучи еще не проникли в ее шероховатую поверхность. Трава с обеих сторон казалась синей в серебряном свете раннего утреннего солнца.
На мгновение Шарзад захотелось наклониться и запустить в нее руки.
В последний раз.
Они вошли в закрытую беседку, где в ожидании стояли еще один солдат и пожилая женщина. В руке у старухи был длинный кусок белого полотна, развевающийся на почти что предсмертном ветру.
Саван.
А у солдата в ладони…
Один отрезок шелкового шнура.
Слезы продолжали свой последний путь вниз по ее лицу, но Шарзад не издала даже звука. Она шагнула к солдату. Его руки были мощными и крепкими.
«Я надеюсь, это произойдет быстро».
Не говоря ни слова, она повернулась.
– Мне очень жаль, – прошептал он так мягко, что его голос можно было принять за дуновение ветра.
Пораженная его добротой, она почти что обернулась к своему будущему убийце.
– Спасибо. – Она прощала ему.
Он нежно поднял ее волосы и перебросил темные волны на лицо – вуаль, ограждающую ее от безымянных свидетелей.
Тех, кто уже отказался ее видеть.
Шелковый шнур на ее шее был очень мягким, сперва. Такой элегантный способ умереть.
«Шива умерла так».
Мысль о том, что Шива ушла из жизни именно так, окруженная ничего не видящими людьми, усилила поток слез. Шарзад ахнула, и шнур затянулся.