Несколько дней подряд по вечерам мы ходили в соседнюю квартиру, чтобы послушать новости. Все новости были хуже некуда.
Бомбардировки города продолжались и днем, и ночью без передышки и перетекали в следующий день, а затем и ночь. Мы прятались в подвале, и вой, плач и звуки молитв перекрывали грохот взрывов, если взрывали далеко. Мама сидела, прислонившись к стене, обняв меня, и всякий раз, когда я вставал размять ноги, она спрашивала, куда это я собрался. Отец и братья сидели у стены напротив. Через три дня шум стих и кто-то спустился по ступенькам и закричал, что Варшава сдалась. Мама приказала не выходить, но мы с братьями повылезали на улицу.
В воздухе висел слой пыли и сажи. На перекрестке зияли огромные воронки. Большое дерево на углу разлетелось на куски. Внутренний двор нашего дома был усеян битым стеклом. На улице Гесия что-то продолжало гореть.
Мама увела нас наверх в нашу квартиру. Оказалось, что здесь всего несколько выбитых окон. Она послала нас искать планки, чтобы забить окна, и я отправился к району Лутека. Друг обхватил меня рукой, ухмыльнулся и сказал: «Ну что, мы пережили войну». Я рассказал, что мы ищем, и он отвел меня к уличной изгороди, которая разлетелась в разные стороны от взрыва. Мы вдвоем принесли домой столько планок, что отец приказал матери не трогать меня, куда бы я ни собирался в течение дня. Мы особенно нуждались в воде, потому что из кранов ничего не лилось, и Лутек показал, как наворовать воды из цистерны в его доме.
Мы собирали все, что могло пригодиться. Иногда приходилось убегать, но это случалось нечасто. Разрушенные здания стали прекрасной площадкой для игр, и мы всегда находили в завалах что-нибудь удивительное. У одного здания сорвало весь фасад, и можно было заглянуть в каждую квартиру до самой крыши, и какая-то семья до сих пор жила на верхнем этаже. Они были похожи на магазинную витрину. Одна из ножек железной кровати висела в воздухе. На чердаке воробьи летали между отверстиями, проделанными артиллерийскими снарядами.
Когда я нес воду домой, меня остановил лысый мужчина в грязном зеленом хирургическом фартуке, он нес на руках маленького мальчика. Очки мужчины были засыпаны пылью, и у него была желтая козлиная бородка.
– Куда подевался магазин, который здесь был? – спросил он.
– Вон он, – сказал я ему и указал направление.
Он посмотрел на разбитые стены, завалившиеся одна на другую.
– Я только что нашел его на улице, – сказал он. Мальчик казался спящим. – Он не может идти по всему этому стеклу без обуви. Придется его нести, пока не найду что-нибудь ему на ноги.