Мы переглянулись между собой.
– Предмет? – переспросила мать Бориса.
– Что-нибудь, во что вы верите, – пояснил немец.
– Что-то, во что они верят? – спросил Лейкин.
– Что можно взять как амулет, – сказал немец. Пока мы молча стояли, он добавил: – У меня когда-то был один такой в Кёльне, и смотрите, что случилось, когда я его потерял.
Мать Бориса вышла из прихожей. Моя же мама просто таращилась на него.
– Доброе утро, – сказал ей немец.
– Доброе утро, – ответила она.
Мама Бориса вернулась с мезузой, которую передала немцу.
– Благодарю вас, – сказал немец, принимая мезузу. – Auf wiedersehen.
БОРИС ЦЕЛЫЙ ДЕНЬ СВЕТИЛСЯ ОТ СЧАСТЬЯ, потому что один наш контакт по ту сторону стены рассказал ему, будто в гетто переправляют столько контрабандного хлеба, что его уже стало не хватать на той стороне. Старый проход, проделанный Лутеком в стене на улице Приязда, так часто закладывали кирпичом и снова открывали, что люди начали называть его «бессмертной дырой». Немцы снесли сарай, который ее прикрывал. Борис говорил, эта дыра доказывает, что во вселенной есть только три непреодолимые силы: немецкая армия, британский флот и еврейские контрабандисты.
Пропускной пост на Хлодной улице разработал новую денежную схему: за двадцать минут до начала комендантского часа они объявляли, что час уже начался, и собирали по двадцать злотых с человека за то, чтобы перевести часы на правильное время и отпустить тебя восвояси, поэтому мы вернулись к «бессмертной дыре». Борис договорился по времени с другими бандами, чтобы мы могли пользоваться дырой сразу перед и после комендантского часа. Мы выходили и покупали, и продавали, что нам нужно, разбившись по парам, а если не видели следующую пару за нами, уходили, не дожидаясь их.
В плохую погоду София проходила через дыру, повесив туфли на шею на перевязанных шнурках. Она говорила, что ее туфли на самом деле подходили ей по размеру и если она их испортит, ей ни за что не найти еще одну такую же пару.
Борис не упоминал ни о немце, ни о Лейкине после того, как они ушли. Он не обращал внимания на то, как расстраивалась из-за этого моя мама, но, когда прошло четыре дня, он остановил меня, когда мы спускались по лестнице, и спросил, собираюсь ли я и дальше притворяться, что ничего не произошло. Я спросил, что он имеет в виду.
– Думаешь, они просто так о тебе забудут? – спросил он. – Ты серьезно хочешь помочиться в пиво тому однорукому немцу?
– Я собирался прийти, – сказал я ему.
– Пытайся хоть иногда не казаться таким тупым, – сказал он. – Это же люди, которые держат кнут. Это люди, которые будут первыми получать всю информацию.