Книга Аарона (Шепард) - страница 74

Я вернулся в кровать и разглядывал свои ноги, когда мальчик с метлой принес доверху наполненную кастрюлю воды и разлил некоторое количество, когда ставил ее на пол рядом со мной.

– Мадам Стефа сказала, чтобы ты поставил ноги в воду, – сообщил он.

– А что там в ней плавает? – спросил я.

– Откуда мне знать? – ответил он.

Я спросил, как его зовут, и он ответил, что Зигмус. Он сказал, что ушиб руку. Пока я смачивал ноги, он наблюдал за тем, как кровь набухает у него вокруг ногтя, и вытер ее об пол, оставляя красные разводы.

Тучная женщина поинтересовалась из другого конца комнаты, не нужно ли ему что-то делать, и он ответил, что помогает мне.

Он познакомил меня с мальчиком, который лежал через две кровати. Это был тот самый Митек с ворот на Хлодной улице, но он притворился, что никогда меня не встречал. Зигмус сказал, что они были лучшими друзьями, но мальчик не поднял на нас взгляд и просто сидел на кровати, таращась на свои прогнившие сапоги.

Я спросил, что с ним не так, и Зигмус сказал, что его мать заболела, но пообещала ему, что не умрет, пока он не окажется в безопасности в сиротском доме. Потом, как только он сюда попал, она умерла.

– Пан доктор говорит, он страдает от приступов совести, – сказал Зигмус. Мальчик, казалось, этого не слышал.

Зигмус сказал, что по сиротскому дому разгуливала шутка, будто этот мальчик никогда не улыбается. Мальчик ответил без тени улыбки: «Это неправда. Я все время улыбаюсь». После этого он отвернулся от нас.

– А что он держит? – спросил я.

– Это молитвенник его мертвого братишки, – ответил Зигмус.

Тучная женщина наконец заставила его вернуться к работе, а я продолжал сидеть, держа ноги в воде. Я был счастлив, что нахожусь в тепле, а не на улице. Позже Корчак подошел, стал надо мной, указал на кастрюлю и попросил взглянуть. По выражению его лица стало ясно, что он знает, что нужно делать, но сдерживался. Линзы его очков были заляпаны отпечатками пальцев. Мальчик лет шести или семи разрушил игрушечный домик какой-то девочки в игровой, и они все начали верещать и плакать.

– Это там? Ержик? – спросила у него тучная женщина с другого конца комнаты.

– Да, это Ержик, – сказал Корчак таким тоном, будто делился со мной секретом. Он вынул мою ногу из кастрюли и начал сжимать мне пальцы. Он сказал: – Он уже два года делает мою жизнь несчастной. В детском саду он всех замучил. Я написал о нем статью, которая рассказывала о необходимости исправительных колоний. А ведь он так молод – и это пока! Представь, что будет, когда он подрастет.

Двое старших ребят взяли Ержика под руки и оттащили от девочки. Корчак решил, что мои ноги зажили достаточно, чтобы я мог работать. Он сообщил это тучной женщине, и та подошла и дала мне задание убирать ночные горшки, которые, по ее словам, следовало полоскать нашатырным спиртом. Она назвала это «начинать с низов». Я спросил, зачем им нужны ночные горшки, если есть туалет, и она ответила, что на один туалет приходится сто пятьдесят детей и двадцать штатных работников. Она добавила, что, если я закончил с вопросами, самое время начать показывать, что я недаром ем свой хлеб.