Я знаю, что начни папа строить бомбоубежище, он его сделает по всем правилам противопожарного искусства. Плюс придумает сам какую-нибудь супервентиляцию или систему электроснабжения. Другое дело, будем ли мы, его дети, для которых все это, собственно, делается, рядом, если убежище понадобится.
Мама отвечала за всякое украшательство. Вот мамино детство было бы благодарнейшим материалом для писателя, не то что мое. Наш дедушка ушел от бабушки еще до маминого рождения, да и раньше он был далеко не образцовым мужем. При бабушке нам, детям, нельзя было упоминать о нем. Мое детское воображение, кстати, очень занимала одна деталь: взрослые говорили, что дед пропивал бабушкины деньги. Я про себя недоумевала, как это деньги можно пропивать? Они ведь не жидкость! Представляла, как дед насыпает себе полный стакан монет, уединяется в каком-нибудь укромном месте и опрокидывает в рот медленно, но со вкусом, только кадыком щелк-щелк... С этой жутковатой, но привлекательной картиной я так и не смогла полностью расстаться, даже после того как поняла, каким именно образом деньги пропиваются.
Бабушка вырастила маму одна, мыкалась то в служанках, то в скотницах, свое хозяйство вела кое-как, и мама ютилась то тут, то там. Вот пара штрихов, чисто в диккенсовском стиле: сидят мама и хозяйский сын рядышком за столом, завтракают, ножками болтают... Хозяйскому сыну дают хлеб с маслом и колбасой, а маме нет. Потом они вместе играют (не масло и колбаса, а мама с инфантом), что-то по ходу дела разбивают. Маму тащат за шкирку на порку, а инфант вслед язык показывает. А это, пожалуй, уже для Антона Павловича: хозяин попросил маму заботиться о больном теленке и обещал: "Выходишь - твой будет". Мама выходила, кормила из бутылочки, привязалась к живому существу. А осенью мамин теленок пошел вместе с другим молодым скотом на продажу. То ли хозяин забыл о своем обещании, то ли обещал в шутку, поди разберись, если ты служанкина дочка-соплячка, которую в доме-то держат из милости.
Жаль, что мама начисто лишена литературного дарования. Обыкновенное письмо написать - это для нее хуже каторги. Впрочем, это у многих так... Но маме и в юности не давались ни писанина, ни науки, и после школы она пошла в кулинарный техникум. Работать в области кулинарии ей никогда не приходилось, но зато все ее навыки очень пригодились в семье... Особенно мы всегда уважали мамину выпечку. Правда, мы, дети, уважали и покупные пирожки и булочки, нам хотелось разнообразия, и мы приставали (особенно я): "Ну, мама, ну, пожалуйста!" Никакие банальные "Но ведь дома есть ватрушки с повидлом" не помогали. А папа потом за чаем отфыркивался презрительно: "магазинные".