– Предатель!
Вермандуа с улыбкой вытер слюну с лица кружевным платком.
– Паоло, я сделал то, что должен был сделать, чтобы снова обрести расположение отца. Благодари за это своего английского предводителя. Я все время говорил ему о том, что однажды отомщу за то, что он меня шантажировал. Разве не так, месье Челон?
Не успел Овидайя ответить ему, как между ними встал Ла-Рейни. В руках у него была дубинка, которую он обрушил на плечо Марсильо. Итальянец вскрикнул от боли и рухнул на колени. Вермандуа удивленно поглядел на него и слегка поклонился:
– Благодарю вас за то, что защищаете мою честь, месье. Но поверьте мне, я вполне способен сам…
– Заткнитесь, или будете следующим, – рявкнул Ла-Рейни.
– Что… Как вы смеете? Разве вы не знаете, кто я такой?
Ла-Рейни презрительно покосился на графа:
– Шалун какой-то суки, удостоенной чести проглотить достаточное количество королевского семени.
Вермандуа побледнел.
– Я – Луи де Бурбон, узаконенный…
– Его величество окончательно утратил терпение по отношению к вам, месье. Он изгнал вас по совету моего господина. Узаконенным бастардом вы были по доброй воле короля. Теперь же вы самый обыкновенный заговорщик, как и все остальные.
И, обернувшись к своим людям, он произнес:
– Заковать в цепи этого омерзительного содомита!
Ла-Рейни снова обернулся к Овидайе и остальным:
– Слушайте меня внимательно, больше повторять не буду. Не болтать, не торговаться. Иначе… – Он мгновение разглядывал пленников, затем вынул пистолет, направил его на Жюстеля и без малейших колебаний выстрелил ему в живот практически в упор. Гугенот рухнул на землю. Графиня закричала и бросилась к нему, однако двое солдат оттащили ее прочь. Под лежавшим на земле мужчиной образовалась быстро разраставшаяся лужа крови.
– Чудовище! – взвизгнула графиня.
Ла-Рейни подошел к ней и отвесил пощечину.
– Без этого гугенота можно было обойтись, хотя в качестве назидательного примера он вполне сгодился. А теперь все по местам. Мы отвезем вас в другое место. Такое, где мы спокойно, – и он холодно улыбнулся, – сможем побеседовать.
* * *
Их снова трясло в карете по улицам Парижа. В отличие от берлина мушкетеров, здесь не было мягких сидений – сидений вообще не было. Соответственно, Овидайе и остальным пришлось сидеть на голом полу, поскольку их наручники прикрепили к железным кольцам в полу кареты. Ученый не отрываясь смотрел на доски прямо перед собой. Все они были чем-то залиты, то ли кровью, то ли экскрементами, а возможно, смесью того и другого. Он слышал, как негромко всхлипывала сидевшая рядом графиня. Напротив него сидел Марсильо. На каждой выбоине старый генерал шумно стонал. Грубый удар Ла-Рейни оказался весьма чувствительным. Были ли сломаны кости у их товарища, сказать было трудно. И только Янсен сидел тихо, устремив взгляд вдаль, как бывало в море, когда он разглядывал горизонт.