– Вот как? И на что он был похож?
– На убийцу с картины Томаса Ювинса[19] в малиновой гостиной, потому что все время закрывал лицо плащом.
– Хм. Мама, ты, конечно, знаешь, кто он?
– А вот и не знаю. Я видела его только с закрытым лицом, как сегодня. А теперь, дети, скажу вам раз и навсегда: не задавайте мне вопросов об этом незнакомце, я все равно ни на один не отвечу. И вообще, милые мои, уже второй час. Пожелайте мне и вашему отцу спокойной ночи. Вам давно пора быть в постели.
Девочки пожали друг другу руки и поцеловали родителей. Фицрой неловко кивнул – полагаю, желать родителям доброй ночи было не в его обычае – и, насвистывая, вышел из комнаты.
Через час весь дом, от вестибюля до чердака, погрузился в безмолвие глубокого сна.
Письмо герцогини Заморна
леди Хелен Перси
«Дорогая бабушка!
Я с детства привыкла обо всем Вам рассказывать и во всех случаях просить Вашего совета. Не могу назвать себя открытой натурой, во всяком случае, открытость моя не для многих. Я предпочитаю, чтобы круг моих ближайших друзей был узким, очень избранным. Отец, Вы и герцог Веллингтон – вот те, на ком сосредоточены мои привязанности. Не пристало дочери Нортенгерленда чересчур разбрасываться в своих симпатиях. Ко многим я расположена, многими восхищаюсь, с тысячами поддерживаю хорошие отношения, к двум испытываю естественную приязнь (а именно к моим братьям Эдварду и Уильяму), однако пример великого отца не позволяет мне растрачивать на бесчисленных знакомцев нежность и уважение, предназначенные немногим. Это о привязанностях. Что до любви, вся она, до последней капли, изливается на единственный предмет: вся она принадлежит Заморне, и я не могла бы, даже если бы захотела, оторвать хоть малейшую кроху от того, что ему причитается. Желала бы я – о, как бы я желала! – чтобы он это понимал, чтобы он чувствовал, как глубоко, как страстно я его люблю. Тогда, возможно, не был бы так печален, как бывает по временам – так холоден, так замкнут, так молчалив.
Бабушка, я замужем за герцогом уже полгода. Поверить трудно: я жена Заморны! Я грезила им долгие годы, всматриваясь сквозь дымку его дивной поэзии, беседовала с ним мысленно, в моих мечтаниях мы проходили рука об руку по тем местам, что он изобразил в своих творениях. Часами я сидела под вязами Перси-Холла, погруженная в сладкие думы об этом юном поэте и вельможе. То было надмирное видение, радужный сон, за которым я гналась и гналась, по холмам, равнинам и долам, никогда не уставая, никогда не достигая желаемого, целиком захваченная тщетной, но восхитительной погоней. Когда наконец я увидела его, услышала, как он говорит, ощутила волнующее прикосновение его руки – о, язык не в силах описать чувства, едва не парализовавшие меня в ту минуту.