Он не ответил. Понятия не имею, как долго упрямец пребывал бы в таком положении, если бы не дальний грохот, предвестник ангрийского дилижанса. И вот он появился, тяжело груженный изнутри и снаружи: гора саквояжей на крыше, лошади в мыле, пассажиры смеются и болтают, кучер и кондуктор бранятся. Карета промчалась мимо с оглушительным грохотом. Уиггинс с похвальным проворством уступил ей дорогу, но, едва вскочив на ноги, разразился следующей речью:
– Горе мне, ничтожному цыпленку, роющемуся в навозной куче, слабоумному слепому червяку, шелудивому псу, разбойнику с большой дороги, извергу и губителю, висельнику и ворюге, забулдыге и шаромыжнику, нехристю и злодею, воплощению чумы, мора и глада! Смогу ли я жить после того, как сам Перси, сын Нортенгерленда, проехал мимо, не почтив меня ни пулей, ни плевком! Мне остается, подобно индусу, раздавленному колесницей Джаггернаута, встретить погибель под колесами этой кареты. Кареты, везущей достойнейших пассажиров! Мне показалось, я слышал бас Волвертона Толбота, сторонника Шельмы. Вы знакомы, лорд Чарлз? Угрюмый, широкоплечий, насупленный крепыш – твердый, словно каучук, мастер браниться и богохульствовать. Он был пиратом, и поныне убить человека для него – все равно что муху прихлопнуть, но о чем я? Могу ли я грезить о ком-то, кроме мистера Эдварда Перси, гарцующего на великолепной лошади, ценой никак не меньше пятидесяти гиней, точнее, восьмидесяти, да что там, целой сотни! В одиночестве, в столь ранний час, без лакеев, пажей и прочего отребья. Должно быть, торопится в Заморну, чтобы устроить все по своему разумению. Надеюсь, мистер Перси позаботится о том, чтобы музыкантам не пришлось ютиться по углам, иначе мистер Гринвуд будет недоволен, равно как и мистер Рохнер, мистер Николсон и доктор Кротч.
Кстати, известно ли вам, лорд Чарлз, что духовых оркестров будет целых пять штук? И в каждом по две трубы, три бомбардона, четыре циклопеда, пять серпентов, шесть горнов, семь валторн, восемь гонгов, девять литавр и десять рамгалонтонов – новых инструментов, которых Африка еще не слышала! А в каждом из пяти язычковых ансамблей – одиннадцать флейт (все Николсона)[49], двенадцать кларнетов, тринадцать пикколо…
– Хватит, Уиггинс, – перебил я. – Вас послушать, так из-за музыкантов и их инструментов на площади яблоку будет негде упасть. Выбросьте из головы эти бредни, лучше расскажите о себе. Итак, где вам довелось впервые узреть свет и какая часть Африки удостоилась чести называть себя вашей родиной?
– Видите ли, лорд Чарлз, до некоторой степени я родился в Торнклифе, но называю себя уроженцем Говарда, великого града среди Уорнерских холмов, владения достославного джентльмена Уорнера Говарда Уорнера (тут он снял шляпу и низко поклонился). В Говарде четыре церкви и более двух десятков гостиниц, а улица, именуемая Таан-гейт, гораздо шире Бриджнорта во Фритауне.