– Ничего, Шурочка, ты справишься, я уверен. Лиха беда начало. Я рад, что тебе там все понравилось, значит, будешь работать с удовольствием. И рад, что ты вернулась здоровая и веселая. Вот тебе урок, рассчитывай в дальнейшем свои силы. Небось докторскую будешь со временем писать, вспомни тогда, как тебе кандидатская досталась. Чтобы не повторять таких марш-бросков. Ничего, лучше помедленнее, но не во вред себе.
Мама стала благодарить его за помощь и доброту к ее девочкам. Виктор Ильич возражал, какая там особенная помощь, ведь Оленька – родная внучка, а Шура не чужой человек. Жаль, что так сложилось, но что уж поделаешь. А он всегда рядом, если чем-то может помочь, то только с радостью. Шура тоже благодарила его за все, а за санаторий особенно, она там отдохнула на сто лет вперед. И подарила пепельницу-сувенир.
– Красивая. И главное – большая. Поставлю у себя в кабинете, а то казенные какие-то неудобные, мелкие. Спасибо тебе, Шурочка, за внимание.
Радостное возбуждение не покидало ее до субботы. В первый выходной она собиралась поехать в Тарасовку. Фотография Олега у нее была одна, и отдавать ее было жаль. Сняты были вместе на кафедре, отмечали день рождения сотрудницы. Шура стояла на первом плане, а Олег чуть дальше, в полупрофиль. Но снимок получился хороший, четкий, и Олег был такой красивый. А вот никакой вещи, принадлежащей ему, у Шуры не было. Но может, можно и так, с одной фотографией? В глубине души у нее была уверенность, что таинственная женщина ей поможет, но она из суеверия старалась не думать об этом.
Начало апреля выдалось теплым, солнечным. По дороге на вокзал Шура заехала в Смоленский гастроном и удачно купила там коробку конфет, печенье «Юбилейное», растворимый кофе и хороший кусок буженины. От станции дорогу нашла легко, как и говорила Надина соседка. И калитку, у которой стояло несколько человек, увидела издалека. Подошла, поздоровалась, спросила, здесь ли живет Клавдия Ивановна. Женщины закивали, здесь, но надо ждать, пускают во двор по два человека. И Шура стала ждать. Женщины разговаривали о своих горестях, она молча слушала. Так прошло часа два, и, наконец, ее пропустили во двор. Там к ней подошла маленькая старушка в черном платке, взяла пакет и, сказав: «Спаси тебя Христос», унесла на терраску. Шура видела, как она выкладывает продукты на большой стол. Потом вернулась, протянула пустой пакет и сказала: «Спасибо тебе, девушка». Шура смущенно кивнула. А еще минут через десять из дома вышла заплаканная женщина из тех, что стояли перед ней у калитки, и старушка провела Шуру в дом. В комнате, куда она вошла, было чисто, перед иконой в углу горела лампадка и пахло церковным. Клавдия Ивановна оказалась обычной женщиной средних лет. Она сидела за круглым столом, покрытым белой вязаной скатертью. Шура поздоровалась.