Ведь Утренняя Страна, Царство Пряностей – бесценное сокровище, мечта всех правителей. И лишь сила позволяла хранить это сокровище. Но достаточно одной-единственной трещины на стене, защищавшей от мира, и сокровища Савского царства станут добычей жестоких дикарей.
«Не могли же сто поколений цариц хранить страну лишь для того, чтобы из-за моей слабости все было потеряно. Не важно, какую цену мне придется заплатить…»
Не важно, какую цену придется заплатить за наследницу, Билкис была готова на все.
«Мне все равно, что придется сделать, – идти босиком на край земли, смиренно склониться перед царем Соломоном и всеми его придворными, солгать моему народу и богам. Я пройду любое испытание».
Она без колебаний заплатила бы любую цену за будущее Савского царства. Отказалась бы от любви, радости, надежды. От самой жизни, если следовало принести эту жертву. Лишь одного она не могла помыслить, лишь одного будущего не могла принять.
Поражения.
Часть вторая
Мудрость ценнее жемчуга
Песнь Ваалит
В детстве ничто при дворе отца не удивляло меня. Ведь моим отцом был Соломон Премудрый, царь Израиля, Иудеи и многих других земель, а цари неподвластны законам, которые управляют нижестоящими людьми. По крайней мере, так меня учили бабушки. Каждая из троих – на собственный лад.
Не удивляло меня и то, что у меня было три бабушки, когда другие дети имели лишь по две. И то, что у меня так много мачех, – ведь цари должны заключать множество хорошо спланированных союзов. Я видела мир сквозь сияющую пелену детства, в котором исполнялись малейшие мои прихоти. Пока мой отец не женился на колхидской царевне. Этот брак не просто скрепил еще один союз и открыл очередной жизненно важный торговый путь для нашего царства, он еще и бросил слишком многое на чашу весов, которые отец пытался удержать.
И он сорвал с моих глаз пелену детства. С того дня я уже не могла смотреть и не понимать. И с каждым днем я все меньше готова была довольствоваться положением единственной лелеемой царской дочери. Но кем я хотела стать – этого я тогда не знала.
Колхидская царевна опаздывала. Мы прождали все утро в женской галерее над большим тронным залом, а ее и близко не было видно. Я, непоседа, вытащила клубок алого шелка и начала играть со своей служанкой Нимрой в «кошкину люльку». Ее пальцы порхали ловко, а я плела замысловатые сети, которые потом с трудом распутывала.
Там собрались и все мои мачехи. Ожидая, они коротали время, каждая на собственный лад. Некоторые сплетничали, некоторые перебирали пряди волос, украшения или складки платья. Одна-две играли, как мы с Нимрой. Царица-египтянка Нефрет слушала, как служанка вполголоса что-то читает ей со свитка. Царица Наама сидела с неподвижным лицом, не шевелясь и не желая нарушать безупречный рисунок складок своего покрывала и линий прически. Царица Меласадна ласкала одну из своих крошечных белых собачек, не обращая внимания на возмущенные взгляды тех жен моего отца, которые соблюдали суровые законы нашего Бога. Госпожа Лиоренда сидела спокойно, двигая лишь кончиками пальцев, когда поглаживала цветы, которые держала в руках. Время от времени она перемещала бутон и сравнивала его цвет с соседними. Македа, тихая и темная, словно полночь, скрывала свои мысли за позолотой опущенных век. Двора пряла, и я жалела, что не взяла свое веретено, чтобы занять беспокойные руки.