Ближе к весне, наконец, пришла новая карта — трёхсотка. Так геологи называли среднемасштабную карту-трёхкилометровку. При первом взгляде на эту карту в глаза бросалась надпись «Генеральный штаб СССР», напечатанная заглавными буквами над рамкой с координатной сетью. Из-за этой надписи можно было подумать, что карта предназначена для проведения боевых действий или, на худой конец, каких-нибудь штабных учений. На обратной стороне планшета красовались свежие институтские печати и жирные чернильные штампы с инвентарными номерами, пробивавшиеся на саму карту. Один из них говорил о её секретности, требуя к себе особого отношения.
Исследуя новый планшет, Брукс в полной мере оценил площадь предстоящих работ. Все десять тысяч квадратных километров теперь были как на ладони.
«Кругом одни горы и повыше тех, какие были на Севере, — думал он, испытывая необычное волнение, — но в основном среднегорье». Какой-то глубоко засевший страх мешал собраться с мыслями и увидеть то, чего не было на карте.
Реки паутиной растекались по обе стороны хребта. Самая крупная — Уранкит петляла как заяц, и только в центральной части карты река приобретала более-менее прямолинейное очертание. В одном месте река делала кривой изгиб, протягивающийся на десяток километров. На севере почти под прямым углом она меняла направление и, возле относительно невысокой горы, снова резко поворачивала.
«В верховье все реки порожистые, поэтому для сплава нужны надёжные лодки. А где их взять? — Почесав затылок, Иван тяжело вздохнул. Возникшее волнение не проходило и, будто ватой, обволакивало сознание — А какие там берега? — Он посмотрел на карту, и его взгляд остановился на реке Тыкан. — Растёт лиственница, и даже затесалась сосна, значит, будет из чего построить лодки».
— Надо наделать побольше лотков для шлихования и найти сильные лупы, — встав из-за стола, озадачил он Андрушкина. — Смотри, чтобы лотки выстругали по всем правилам и выдержали размеры.
— Может, возьмём бинокуляр, что нам эти лупы? — заартачился было Андрушкин, но сообразив, что для микроскопа надо дополнительное место, замолчал.
Отложив карту, Иван посмотрел в окно. Истопник Никифор, служивший ещё и дворником, и сторожем, убирал снег. Он сгребал его в кучи, загружал в корыто и на санках вывозил за ограду. Свернувшись калачиком, на крыльце лежала серая лайка.
«Как же моя Настя останется без меня? — глядя на собаку, подумал Иван. — Ох, тяжело же ей одной придётся!»
Небо очистилось от серых туч, выглянуло долгожданное солнце. О прошедшем снегопаде теперь напоминали горы снега, лежавшие возле каждого дома. На открытых местах по-весеннему припекало солнце, а в тени мороз пробирал до костей. Решив все проблемы, к полудню караван вышел к Олёкме. Следом, собрав своих оленей, должен был тронуться Иннокентий с сыном и Андрушкин, оставшийся закупать продукты.