Ольга стояла и молчала, слушая ее гневную тираду. А что она могла сказать в свое оправдание? Что уже три дня разгуливает по Парижу со студентом Политехнической школы и что занимается с ним где попало любовью? Это означало бы бросить вызов отлаженной системе, которая считалась незыблемой, но которую каждый, как мог, обходил. И сама Елена тоже. Наверное, Ольга должна была охать, ахать и слезно прочувствованно извиняться. Но у нее словно присох к небу язык. Может быть, именно упорным молчанием она окончательно вывела кураторшу из себя, и та, не сдержавшись, от души отхлестала Ольгу по щекам. После этого она с полыхающим лицом развернулась и размашистой походкой удалилась в свою комнату. Спустила пар — и успокоилась.
А Ольга осталась стоять в пустом холле первого этажа, куда доносилась громкая ритмичная музыка с дискотеки. У нее даже не было слез. Она слишком устала от всего в этой жизни. Поэтому она просто поднялась в комнату и завалилась спать…
Наутро Ольга поняла, что никто не собирается ее никуда отсылать. Проступок ей простили, сделав лишь серьезное предупреждение. Елена даже извинилась перед ней за вчерашнюю распущенность и рукоприкладство. Но теперь в обязанность Натали уже официально вменялось следить за Ольгой и докладывать обо всем руководительнице.
— Не хватало еще мне тебя на шею — следить за тобой! — возмущалась Натали. — Шляешься неизвестно где, а я каждый раз, как дура, должна на вечерней «линейке» блеять: мол, разминулись, да потерялись…
— Извини, Натали, я, честное слово, не хотела тебя подводить, — сокрушалась Ольга. — Если хочешь, давай теперь ездить вместе.
Однако эта идея тоже не привела Натали в восторг. У нее были свои дела, о которых Ольге совершенно не полагалось знать. С другой стороны, ей хотелось иметь выигрышную позицию, наблюдая за Ольгой из-за угла.
— Нет, ездить мы будем раздельно, — сухо сказала она, — только теперь уже, будь добра, без опозданий.
— Больше я не опоздаю… — твердо пообещала Ольга, зная, что действительно не опоздает.
Теперь опоздание для нее означало одно: преждевременный отъезд в Россию, а значит, и разлуку с Мишелем. Она даже не думала теперь об учебе, о возможности слушать лекции в Сорбонне. За несколько дней, проведенных в обществе Мишеля, она отдала бы все бриллианты из витрин на Больших бульварах.
Через день вернулся Мишель. Он привез с собой солнечную погоду и отличную новость. В одном из дальних Сен-Леонаров ему удалось обнаружить маленький дом-музей Жозефа-Луи Тибо! Уже подъезжая к городку, Мишель понял, что попал туда, куда нужно, — все вокруг утопало в виноградниках. Вино здесь делали в каждом доме. Имелось и довольно крупное производство. Возможно, именно об этих винных заводах так беспокоилась по телефону непонятливая наследница королевского винодела. В музее Мишель разыскал, как водится, старенького директора и дотошно расспросил его о всех известных ему потомках Тибо, как по мужской, так и по женской линии. Самое удивительное, что старик знал о бриллиантовом гарнитуре! Оказывается, существуют даже бумаги, в которых отмечались владелицы всех предметов на протяжении двух веков. Но сейчас эти бумаги находятся не в музее. Несколько лет назад в Сен-Леонар приезжала некая Жаклин Кантарель, которая сказала, что является последней владелицей одной части гарнитура, и в качестве доказательства предъявила бриллиантовый перстень в форме бабочки, с подписью на обратной стороне «divise pour unifier». Она говорила, что с некоторых пор пытается разыскать других владелиц этого гарнитура, но пока безуспешно. Вот ей-то он и отдал бумаги, касающиеся истории трех бабочек. Разумеется, она оставила ему свой парижский адрес и телефон…