Видимо, то же самое прочувствовал и сам хозяин квартиры. На его лбу вдруг выступила испарина, плечи дрогнули, и он невольно поджал под себя ноги.
Дронов между тем сумел-таки справиться со своими чувствами и уже через силу процедил:
– Может, не будем с ним тянуть? И по тому, как он это произнес, было видно, что лейтенант настроен решительно.
– Вы… вы не посмеете! – звенящим, резким фальцетом вдруг взвился голос Шматко. – Я…
Как бы через силу Голованов повернулся к хозяину квартиры и не узнал его. Лицо исказила гримаса почти животного страха, и он с неподдельным ужасом смотрел на своего мучителя. Теперь даже крошечной тени не осталось от его недавней самоуверенности.
Жить! Сейчас он хотел одного – жить.
Очевидно, просчитав, кого конкретно может представлять этот «немец» с молодым киллером, он уже догадывался, что ждет его в ближайшем обозримом будущем. Он был ментом, и ему не надо было объяснять правила игры.
Его губы дрогнули:
– Вы… вы не посмеете меня…
– Почему? – искренне удивился Голованов. – Ты замел моих людей, ну а я…
– Это была плановая проверка! – попытался было вильнуть в сторону Шматко, все еще надеясь в душе на то, что эти столичные мокрушники не знают, что он работает на Бая и исчезновение двоих постояльцев отеля – дело рук краснохолмских оперов из городского УВД.
– Я думал, что ты умнее, – с ноткой сожаления в голосе произнес Голованов и снова повернулся лицом к Дронову: – Слыхал? «Плановая проверка»… А мы-то, два дурака, думали, что он на Бая горбатится. И когда тому козлу деревянный бушлатик примерили, свои чаевые отрабатывает, чтобы исполнителей заказа найти. А тут вон оно что оказывается: плановая ментовская проверка.
И вдруг взвился в шипяще-приглушенном крике:
– Ты что же, капустник зачуханный, хавка мандавошечная, пакостник фальцованный, за ибанушку малахольного или за чурку с тараканом в котелке меня держишь? Ты что же, фуций мусор, за шизика чеканутого меня держишь и хочешь уверить, что мои люди шконку сейчас в ломбарде греют, и я даже не догадываюсь, что они сейчас гниют в каком-нибудь подвале у Бая?! – Он уже почти задыхался в шипяще-свистящем крике: – Ты… ты что же?!..
– Но они… они живы сейчас! Голованов покосился на Дронова, который с открытым ртом смотрел на вальяжно-барственного «немца», в считаные секунды превратившегося в старорежимного законника, который жаждет ответной крови за своих братков и готов заварить в этом сучьем городе гурьевскую кашу, втянув в нее всех ссучившихся ментов.
– Слова, – процедил сквозь зубы Голованов, требуя подтверждения от Дронова, и тому ничего не оставалось, как согласно кивнуть. После чего покосился на сжавшегося у кресла Шматко и ледяным голосом произнес: – Не верю я этому козлу. Не верю! Жить хочет, с-сука, вот и крутит кота за яйца.