но и определенное наличие монет в кармане, о чем и говорил этот разжиревший хорь. И наркоман, подсевший на винт или ту же мульку, никогда не позволит себе поменять пару-тройку фуриков
[11] на таблетку экстези.
– А ты не ошибаешься… насчет «Аризоны»? На лице явно повеселевшего Стакана отобразилось нечто похожее на ухмылку.
– Я мог бы не помнить, как зовут отца нынешнего американского президента, но все эти клоповники-ночнушки с американскими названиями, перед которыми маменькины сынки и папенькины дочки стелькой стелются… – И он презрительно сплюнул, тем самым, видимо, выражая свое личное отношение хозяина города к богатеньким ночным тусовкам, которые перешибают у него потенциальных клиентов.
«Ни хрена себе заявочка! – мысленно усмехнулся Агеев. – Клоповники-ночнушки… отец нынешнего президента…» Прямо-таки обиженный социальной несправедливостью гегемон, готовый идти на баррикады ради угнетенного рабочего класса, а не хозяин клоачного города, жители которого зачастую заканчивают свою дурную жизнь золотой вмазкой.[12]
И как ни странно, но Агеев поверил ему.
Стакан, видимо, не был бы Стаканом, если бы в самом конце навязанной ему игры в вопросы и ответы, не предложил «дорогому гостю»:
– Может, девочку желаете? – И ощерился в улыбке, обнажив изрядно поредевший ряд гнилых зубов: – Только не подумайте обо мне примитивно.
Окончательно оправившись от боли в мошонке, этот гаденыш с поросячьей мордой и жирными, давно не мытыми волосами наглел буквально на глазах. Можно было бы, конечно, еще раз напомнить ему, кто на сей момент в этом городе хозяин, и Агеев уже почти представил себе наяву, как его кулак вспарывает печень этого козла, однако силой воли заставил-таки унять праведные чувства. Этот жирный хорь мог еще пригодиться в дальнейшей работе, и ради этого можно было пойти даже против своей собственной совести.
– Это что же, подкуп? – заставил себя ухмыльнуться Агеев.
Стакан сделал «фи».
– Я же просил вас не думать обо мне примитивно.
– Еще раз вякнешь о примитивности мышления, выбью зубы, – пообещал Агеев, и Стакан моментально оценил этот намек.
– Я же от чистого сердца.
– Тогда прощаю. А свою спидоносицу для участкового оставь.
На жирном лице Стакана отразилась вся мировая скорбь.
– Обижаете, гражданин начальник, таких не держим. – И тут же: – Вас провести?
– Сделай услугу. Но учти, если чего соврал…
Откинувшись на спинку водительского кресла и слушая рассказ Агеева, который довольно красочно расписывал чердачный город Стакана, Голованов мрачнел все больше и больше. Когда же красноречие Агеева иссякло, он промычал что-то маловразумительное и неподвижным взглядом уставился в ветровое стекло.