Наверное, уже это культурологическое суждение говорит о том, что князь профессиональным шпионом не был. Князь вспоминает, что за ним присматривало 5-е управление КГБ. Есть и ряд доказательств, что князь не шпионил в пользу Советов. В частности, история с упоминанием его фамилии в советской прессе, к которой причастен известный коллекционер профессор Зильберштейн.
Но вернёмся к рассказу о том первом визите в Москву. Чету Лобановых опекали хозяева, работники Центрального государственного архива литературы и искусства. Искусствовед Д.Коган знакомила их с московскими коллекционерами. В частности, она привела их на квартиру Якова Евсеевича Рубинштейна, которая была увешана картинами и рисунками. По воспоминаниям Никиты Дмитриевича, работы висели даже в маленьком полутёмном коридорчике трёхкомнатной квартиры, который вёл на кухню, и ощущение было такое, что находишься в миниатюрном музее. За чаем, который был подан в изящных фарфоровых чашках вместе с вкусным печеньем, Яков Евсеевич рассказал, что в 1960 году ему, после кончины дяди Б.М.Кратко, остались немалые суммы. Дядя жил в городе Сталино (ныне Донецк) и делал скульптурные изображения Сталина. По совету Татьяны Сергеевны, жены Рубинштейна, решили все деньги употребить на создание коллекции произведений искусства. Благодаря тому, что в Москве в это время цены на картины и антиквариат были низкие, им за 10 лет удалось создать замечательное собрание.
Позже, когда Лобанов-Ростовский стал регулярно приезжать в Москву по банковским делам, он бывал в этой квартире и хорошо изучил коллекцию. Она имела свои разделы и направления. Яков Евсеевич особенно любил живопись. Но и собрание графики было обширнейшим. Сотни рисунков хранились в папках. Наброски и подготовительные материалы включали настоящие шедевры К.Петрова-Водкина, А.Фонвизина, А.Дейнеки, А.Шевченко, М.Волошина. Специальный раздел коллекции составляли плакаты времён военного коммунизма, Гражданской войны, 20-х годов. Всем этим музеи тогда совершенно не интересовались. А от коллекционерских поползновений, как отмечал Лобанов, этот вид искусства охраняла надпись, печатавшаяся мелкими буквами внизу: «Каждый, кто срывает этот плакат, совершает контрреволюционное дело».
За стёклами шкафчиков в квартире коллекционера поблёскивали предметы так называемого агитационного фарфора, в том числе знаменитые ныне тарелочки, расписанные С.Чехониным и другими мастерами бывшего Императорского фарфорового завода. Рубинштейны стали собирать его очень рано. Другой цельной частью собрания были десятки автопортретов художников. Рубинштейн даже шутил, что только он и флорентийская «Уффици» специализируются на собирательстве этого жанра живописи.