О забытой русской художнице М.И.Васильевой и созданной ею в Париже академии для живописцев авангардного толка князь тем не менее, пишет с сочувствием, отмечая привлекательность её дарования во время расцвета «парижского кубизма». Сегодня её искусство 1927 года можно увидеть в росписях колонн ресторана «Ла Куполь», что на бульваре Монпарнас, № 102. В коллекции же Лобановых «Афиша благотворительного бала» М.Васильевой (1924), которую князю посчастливилось приобрести. С печалью пишет Лобанов о трудной эмигрантской судьбе Николая Калмакова. Этот одарённый художник, рассказывает Н.Лобанов, «ещё в молодые годы был под гнётом эротических переживаний. Этим отчасти объясняется некоторая болезненная заострённость его творчества в этом направлении. Обычно вместо подписи он ставил на своих картинах стилизованное изображение фаллоса».
В 1928 году Калмаков поселился в Париже, бедствовал и умер в 1955 году, забытый друзьями и всем миром, в доме престарелых в предместье Парижа.
Заметки Лобанова о Серебряковых начинаются с упоминания их имения «Нескучное», которое в 1917 году было сожжено и где погибли библиотека и большая часть работ маслом и рисунков, созданных в юности Зинаидой. Её дядя, Николай Александрович Бенуа, помог ей в 1924 году выбраться в Париж. Теперь уже можно считать эмиграцию этой семьи удачной. Создан Фонд Зинаиды Серебряковой. Её картины продаются, хотя это случилось уже после её кончины. К ее успеху на Западе приложил руку Никита Дмитриевич (о чём расскажу ниже). Здесь же замечу, что князь считает Зинаиду Серебрякову не только гениальной художницей, но и признает, что «она чисто русское явление, оторванное от своей почвы. Это как нежное растение. Вот вы возьмите, перенесите его на другую почву, и оно вдруг начнёт давать новые ростки… Но свою почву оно уже утратило. С одной стороны, я понимаю, что в Советской России, в Петрограде Серебрякова задыхалась. Как семья Бенуа задыхалась. Но уверен, если бы она осталась в России, ей, вероятно, отвели бы почётное место. Это судьба многих русских художников, чисто русских, типично русских, как Саша Яковлев, как Вася Шухаев и все эти мирискусс-ники. Они были новаторами. А потом время повернулось в 1917 год, и для большинства из них всё закончилось печально. Эти художники стали не нужны в советской действительности».
Об эмигрантских судьбах художников, с которыми довелось встретиться Лобанову-Ростовскому в период формирования его коллекции, читатель найдёт множество подробностей в сборнике «Эпоха. Судьба. Коллекция». Никита Дмитриевич упоминает имена Сомова, Яковлева, Эрте, Кандинского, собирая сведения о них по крупицам. У коллекционера есть свои суждения на каждое явление русской театральной живописи. Тот же М.Добужинский. С ним встретиться Лобанову не пришлось. Художник умер в Нью-Йорке в 1957 году. Но его сыновьям удалось умно распорядиться наследием отца. Они собрали, записали и издали воспоминания современников о М.Добужинском, сначала в Париже, а потом и в Ленинграде. Публикация в Советском Союзе обидела одного из сыновей – Ростислава Мстиславовича, которого заверяли, что представленный им текст будет публиковаться без изъятий. Но цензурные купюры были. Впрочем, теперь это уже не так важно: архивы открыты.