- Хорошо. Я должен был сделать тебе больно.
- Должен?
Кингсли встретился глазами с Сореном. Их выражение Кингсли было непонятно. Что же он там увидел? Сожаление? Нет. Не стыд. Не страх.
- Я другой.
Сорен повернул голову и уставился на тускло освещенный коридор. Тени притаились в углах. Но Сорен смотрел на тени или на что-то в них?
- Нет, не другой. Лучший, - заверил его Кингсли.
Сорен слабо улыбнулся и оторвал взгляд от темноты в конце коридора.
– Да. Я не могу…
Кингсли ахнул, когда Сорен вдруг сунул руку в боксеры Кингсли и обхватил его пальцами.
- Это, - прошептал Сорен, приблизив свой рот к уху Кингсли. - Пока я не сделаю тебе больно, пока я не причиню тебе страданий, я не могу…
И Кингсли понял. Сорен не мог возбудиться, если не причинял боли. Теперь все встало на свои места. Отдаленность Сорена, стена самозащиты, что он построил вокруг себя, его отчужденность, которая держала подальше от него других мальчишек, все сделано специально, чтобы защитить любого, кто хотел приблизиться к нему. Подобраться к Сорену - означало выйти живым из огня, пройти босиком по стеклу, проползти через ад.
Кингсли выгнул бедра, толкаясь в руку Сорена. Он чуть не кончил от одного этого движения.
- Je comprends.
Сорен медленно освободил Кингсли и отдернул руку, слегка расширив глаза, как будто в удивлении.
- Ты понимаешь меня, - сказал он. - Но я не понимаю тебя. Ты не боишься этого?
Кингсли пожал плечами.
¬¬- Я говорил тебе, я француз. Когда-нибудь читал Маркиза де Сада?
Он ухмыльнулся от уха до уха, и улыбка Сорена стала шире.
- Иногда мне кажется, что я это он. Еще я читал Макиавелли. Государь *. ( The Prince от итал. Il Principe; также часто встречается более близкий к оригиналу, но менее точный по смыслу перевод «Князь».Это одно из самых знаменитых произведений мировой литературы, которое было написано Никколо Макиавелли еще в 1513 году. Эта книга — трактат флорентийского философа, в котором цинично и откровенно описываются правила настоящего лидера государства, методы захвата власти, приемы правления и навыки, необходимые для эффективного правителя.) Лучше, чтобы тебя боялись, нежели любили.
Кингсли услышал печаль в голосе Сорена, стремление к чему-то, что, по его мнению, он не мог иметь.
- И, - продолжал Сорен, - безопаснее, чтобы тебя боялись, нежели любили. Во всяком случае, когда дело касается меня.
Он улыбнулся почти застенчиво, и Кингсли вдруг понял, почему Сорен был настолько холоден, настолько далек, почему он мог и действительно вселял такой страх в сердца каждого, кто оказывался рядом с ним. Он делал это нарочно. Он делал это, чтобы сохранить их в безопасности.