— А я-то рассказывала тебе о Тени. Что, забавно было, да?
Он говорит, что забавно ему не было, но я же помню, как он смеялся — надо мной, над моими представлениями о любви и романтической истории.
Он все смотрит на меня, а я хочу увидеть в нем Тень, парня, рисующего ночью. Я вижу, как он бредет в темноте один, и вокруг появляется все, о чем думает: нарисованные птицы, нарисованные дверные проемы, чудовищные волны. Привидение, запертое в банке.
Теперь и Джезз все сложила. Всю ночь она разговаривала с Поэтом. Парень, встреченный ею наяву, оказался фантазией. Парень из моих фантазий — явью. Такси на стоянке то въезжают, то выезжают, и я думаю о папе. О том, что все не то, чем кажется. О том, что любовь — головоломка, и разгадать ее труднее, чем «пятнашки».
Я с первой минуты знала, что Дилан недоговаривает, знала, но не хотела знать. Я хотела найти Тень. Хотела найти то, чего не хватает дома с тех самых пор, как папа переехал в сарай. Хотела цветов, свисающих с потолка. Я хотела, чтоб у меня это было с Тенью. Господи, как только будет время, обязательно запихну сегодняшнюю ночь в бутыль воспоминаний, отыщу самый большой молоток и разобью вдребезги. Теперь во мне «дзынь» наоборот. Словно меня облили жидкой пластмассой и присыпали землей. Ватно-шерстяная глухота.
Джезз кричит на Лео, а у самой вид, как тогда, когда она смотрела «Дневник Бриджит Джонс». Надо полагать, теперь она в курсе дела, и будущее рушится, как плашки домино. А Лео даже не пытается ничего объяснять. Он убегает. Вот какой у него курс. От Лео осталось пустое место. Дилан, как последний трус, бежит за Лео. Он тоже пустое место: не помнит, когда у Дэйзи день рождения, швыряет в нее яйца и врет ей «для прикола». Джезз и Дэйзи пускаются за ними.
— Вот теперь, надо думать, мы квиты, — говорю я Эду, когда мы остаемся одни. Какие-то слова он из себя выдавливает, но в них совсем нет смысла, и я никак не могу понять, это с ним что-то не так, или я плохо слышу из-под налипшей земли.
Я не свожу с него глаз, хочу увидеть суть, а не фрагменты, мелькнувшие ночью. Но образ не складывается. Тень, Эд, ограбление школы, с Бет, не с Бет, работает, безработный — это все не главное.
— Я и читать-то едва умею, — говорит он. Вот оно, главное. Теперь все сходится, и я его вижу. Перекошенное лицо, словно от неимоверных усилий остаться прежним, сохранить маску, которую до сих пор показывал миру, — но маска трещит по швам, и тайное становится явным. Я отворачиваюсь: легче смотреть на огни, чем на него.
Розовый фургон въезжает на стоянку такси, и Лео кричит: