Расставшись с Молчановым, Капут отправился к себе. Он и еще несколько запорожцев занимали старую брошенную баню на огороде.
Товарищи Капута уже легли спать и погасили огонь.
Войдя в баню, он прежде всего зажёг масляный каганец, который поставил на столь.
Потом он стал будить запорожцев, подходя то к тому, то к другому.
Запорожцы спали на полу, на соломе, покрытой потниками из-под седел.
— Эй, — говорил он, нагибаясь и расталкивая их, — послухайте меня, что я вам скажу.
Один из запорожцев сказал ему сонным голосом:
— Отчепнись! Это ты, Капут?
— Я.
— Мы тебе оставили. Ты погляди на столе. Мы тебе и горилки оставили.
— Гм… — сказал Капут, — а не хочешь ли меду, который подают к обеду его пресветлому величеству?
— Чего он там мелет? — проговорил другой запорожец, которого Капут тоже перед тем только-что разбудил и который, промычав что-то, собирался опят заснуть, повернувшись на другой бок. — Чего он там мелет? — повторил он, приподнимаясь и начиная протирать глаза, — А?
— Я говорю, — возвысил Капут голос, — не хотите ли вы меду?
И он выпрямился и поглядывал на запорожцев, крутя, усы.
Отовсюду теперь стали раздаваться голоса:
— Здравствуй, Капут!
— Вечер добрый!
— А, пришел!
— А зачем, пан, кликал?
Потом голоса утихли. Сидя на своих потниках, запорожцы ожидали дальнейшего.
Никакой посуды, в которой мог бы находиться мед, ни в руках Капута, ни на столе, ни на лавке и нигде в бане не было.
Одни из запорожцев смотрели на Капута, другие зевали, двое или трое полезли под изголовье за табаком и вытаскивали из-под изголовья красные и синие сафьянные гаманы, в которых хранился табак и все необходимое для куренья.
Капут продолжал молча крутить усы и, как казалось, что-то обдумывал.
— Ну!.. — сказал один запорожец.
— Я говорю, — сказал Капут, — не хотите ли вы меду, который подают к столу этого свинаря, который рассказывает, что он царский сын.
— Ого! — сказал запорожец ближайший к нему, оглянулся на своего соседа, и потом посмотрел на других запорожцев, подставляя в то же время ухо так, чтобы не упустить того, что Капут еще может сказать про мед или про человека, которому он придумал такое прозвание.
— Ого! — повторил он, кивая головой на Капута и продолжая смотреть на товарищей, то на того, то на другого.
— Где-ж вин? — крикнул кто-то из самого заднего угла.
Капут подбоченился и сказал, обращаясь в ту сторону, откуда раздался этот голос:
— А кто вин?
— Мед, — ответил ему недоуменно запорожец, к которому он обращался, — где ты его дел?
— Кого?
— А мед.
— Гм… — сказал Капут, — мед у свинаря в погребе. Вот где мед. Вы думаете, он и в самом деле царский сын. Он— свинарь. А баба, которая с ним живет, вы думаете — царица? Я теперь все знаю. Она не царица. Она— польская бедная дворянка и раньше была швеей у одного тоже не так чтобы уж очень важного пана. Вот кто они! А если вы хотите меду, то сами знаете, небось, что нужно делать.