Упоминание о «материальном вознаграждении» перевесило все колебания. Это были очень голодные времена.
— Скорее всего, Рин-сан согласится помочь вам, — решительно сказала Кёко.
Даже для такой влиятельной семьи продукты, которые я могла заработать своей внешностью белой женщины, были бы большим подспорьем.
Я сижу перед зеркалом в гримерной студии с видом человека, покорившегося судьбе. Гримерша готовит меня к съемкам, энергично насаживает парик, подпудривает, подводит глаза. Я снова кажусь себе безжизненной куклой, которую каждый может вертеть как вздумается, по своему соизволению.
На съемочной площадке очень жарко. Режиссер тоже обращается со мной, как с куклой: дает краткие отрывистые указания, в какую сторону пойти, куда посмотреть, какое сделать выражение лица. Как обычно, я теряюсь в незнакомом шумном месте, становлюсь неловкой, путаюсь — даже опыт ночного клуба куда-то моментально исчезает, как будто его и не было. Картина будет слабенькой, проходной; ее делают по заказу идеологического отдела. Но японцы выкладываются изо всех сил. Кадры с моим участием даются нелегко и мне, и другим. Когда съемка заканчивается, режиссер благодарит меня, даже хвалит, но я вижу по его лицу, что он намучился со мной и рад поскорее распрощаться. Я, собственно, и не рассчитываю получить чье-то признание или вызвать чьи-то дружественные эмоции.
Откуда-то со стороны кто-то громко хлопает и что-то кричит. Я сперва не обращаю внимания, думая, что это не ко мне. Но аплодисменты и поощрительные возгласы не прекращаются. Я смотрю туда, откуда они доносятся, и вижу в дальнем конце площадки Кёко с детьми.
Когда я замечаю их, Кёко радостно улыбается, машет мне рукой и хлопает еще сильней, заставляя детей тоже махать и хлопать. Я чувствую, что у меня перехватывает горло от внезапно подступивших слез. Почему-то именно в этот момент я глубоко осознаю, насколько Кёко добра ко мне. Совершенно беспричинно добра.
Я всегда сторонилась ее до этого момента, как бы доброжелательно она ни относилась ко мне. Я никогда не верила в ее искренность. Неизвестно, что у этих восточных женщин на уме. Они могут вам улыбаться, но на самом деле желать вам смерти. Тем более если такая женщина — жена человека, который высказал намерение сделать вас своей любовницей. Я ведь и сама выросла в дальневосточной Азии и кое-что знаю о таких вещах. Даже когда Кёко подговорила своего ребенка подойти ко мне с миской еды, я не поверила, что она желает мне добра. На свете есть слишком много ревнивых женщин, которые готовы пожертвовать даже своим ребенком лишь ради того, чтобы найти способ усыпить бдительность соперницы. Китайская любовница моего отца была именно такой, если верить рассказам матери.