Я любил ее за эти слова. За яростную защиту своего мужа и сына. Но разговор меня уже утомил. Пора заканчивать.
– Мона, я не знаю, где мы с Петросом будем жить, если придется переехать. Одно могу сказать: где-то за пределами городских стен. И если… если ты хочешь, поедем с нами.
Она молча на меня смотрела.
– Я не спрашиваю, каковы твои планы, – сказал я. – Но сегодня вечером я понял, какие планы у меня. Я хочу, чтобы моя семья жила под одной крышей.
Мона обняла меня обеими руками и зарыдала, впиваясь пальцами мне в кожу.
– Не отвечай, – сказал я. – Не сегодня, подожди, пока поймешь наверняка.
Она лишь крепче обхватила меня. Я закрыл глаза и обнял ее.
Вот так.
Я прожил здесь славную жизнь. Что бы ни сулило будущее, я буду смотреть на стены этой страны и благодарить Бога за годы, которые Он позволил мне прожить внутри них. Ребенком я любовался, как встает солнце над Римом. Взрослым я буду наблюдать, как оно заходит над собором Святого Петра.
Целый час Мона смотрела, как я хожу взад-вперед по гостиной, и молчала, понимая, что я мысленно репетирую речь. Наконец она сказала:
– Алекс, тебе надо поспать.
И прежде чем я успел отказаться, схватила меня за руку и повела в спальню. Подождала, пока я войду, а потом заперла за нами дверь.
Я почти пять лет не спал со своей женой. Старый матрас вздохнул, вновь почувствовав позабытую им тяжесть. Мона не стала раздеваться. Только скинула туфли, уложила меня рядом с собой и выключила свет. И в темноте я почувствовал, как ее пальцы нежно перебирают мои волосы, ощутил ее дыхание на затылке. Но ее рука не двинулась дальше и губы не приблизились.
Всю ночь снились беспокойные сны. Дважды вставал помолиться, не включая света. Мона спала так чутко, что просыпалась и присоединялась ко мне в молитве. А в самые темные часы меня охватило такое одиночество, что безудержно захотелось разбудить жену. Рассказать, что я собираюсь сделать. Но Симону пришлось вынести гораздо больше, чтобы сохранить свою тайну, – подумав об этом, я молча повернулся на другой бок. Мона почувствовала, как я ворочаюсь, и спросила, все ли в порядке, но я притворился спящим.
Перед рассветом я выскользнул из постели и стал готовиться. Запершись в ванной, я встал на тумбу. Сутану Симона я завернул в полотенце и сунул в мешок для мусора. Пистолетный ящик убрал в полиэтиленовую сумку из магазина. Вернувшись на кухню, я положил пакет перед собой на столе.
Потом продумал легенду, наливая себе кофе, чашку за чашкой. Я листал лежащую на столе Библию, желая убедиться, что достаточно хорошо помню нужные стихи и ни у кого не возникнет сомнений. Заставил себя вернуться мыслями к той ночи, когда погиб Уго, – выискивал подробности, о которых мог подзабыть. Не надо все продумывать до совершенства. Достаточно лишь выглядеть убедительно.