– Что случилось? – спросил я.
Воздух вокруг него был влажным и теплым. Петрос протянул ко мне руки.
– Плохой сон приснился? – спросил я.
В возрасте Петроса начинаются ночные кошмары и хождение во сне. Симон в свое время страдал и от того и от другого. Я усадил сжавшегося от страха малыша себе на колени и погладил по голове.
– А давай еще раз почитаем про Тотти? – прошептал он, словно в бреду.
Тотти. Атакующий полузащитник «Ромы».
– Конечно, – ответил я.
Петрос наклонился и пошарил на темном полу в поисках книжки. Но с моих колен постарался не слезать. Один раз я его уже оставил.
– Петрос, все кончилось, – пообещал я, целуя его влажный затылок. – Бояться нечего. Здесь ты в безопасности.
Я остался с ним, пока он снова не заснул, желая убедиться, что все в порядке. Когда я выскользнул из детской, Лео уже вернулся домой, и София разогревала ему еду. На кухне я заметил, как Лео, наклонившись за поцелуем, погладил ей живот. Не дожидаясь приглашения поужинать, я извинился и пошел на крышу – искать Симона.
Его волосы бешено развевались на ветру. Лицо осунулось. Он неподвижно глядел вниз, на огни Рима – так, вероятно, смотрит на море вдова моряка.
– Как ты? – спросил я.
Он неуверенной рукой похлопал себя по карманам в поисках отложенной на крайний случай пачки сигарет.
– Не могу понять, что мне теперь делать, – пробормотал он, не глядя на меня.
– И я.
– Он мертв.
– Знаю.
– Сегодня днем я ему звонил. Поговорили про выставку. Не верю, что он погиб.
– Знаю.
Голос Симона стал еще тише.
– Я сидел рядом с его телом и пытался разбудить.
У меня в груди заныло.
– Уго вложил всю душу в эту выставку, – продолжал брат. – Все ей отдал.
Он зажег сигарету. Его лицо исказилось мучительной гримасой отвращения.
– Почему надо было позволить ему умереть за неделю до открытия? На самом пороге?
– Это – дело рук человеческих, – сказал я. Чтобы напомнить, куда стоит направить его гнев.
– И зачем понадобилось вызывать туда меня? – продолжал он, не слушая.
– Стоп. Все это – не твоя вина.
Симон выпустил в темноту длинный дымок.
– Моя. Я обязан был его спасти.
– Тебе повезло, что тебя там не было. То же самое могло случиться и с тобой.
Брат с горечью посмотрел на небо, потом уставился вниз, на пустырь, где мы в детстве играли. Кто-нибудь из семей гвардейцев всегда вытаскивал на террасу надувной бассейн. Сейчас от него осталось лишь мокрое пятно.
– Ты думаешь, это связано с плащаницей? – спросил я, понизив голос. – С ее перевозкой из Турина?
Из ноздрей Симона выползли два щупальца дыма. Невозможно было понять, размышляет ли он над моим предположением.