Видимо, серёжки были в комплекте с кольцом, но почему оказались в заварочном чайнике, было загадкой, которую уже не разгадать. Сама Руфь туда их положила или дама-циркуль из готовальни, кто знает? Да и неважно это уже.
Только Идочка больше на Якира не вернулась. Последнюю дуэль с болезнью она проиграла. Напрасно ждала её Эсфирь на их заветной скамеечке. Ида не пришла, она лежала в морге госпиталя запечённая в баклажан. Там и нашла её Эсфирь.
Хоронили Идочку на Байковом. Там были «забронированы» места рядом с бабушкой и дедушкой Эсфири. Предназначались они для Марка и Руфи, но им не суждено было уснуть под сенью семейного кладбища. Их место заняла любимая внучка Идочка.
Над гробом в первых рядах маячила благородная голова опухшего от горя и вина тенора. После всех грустных формальностей приехали на Якира помянуть. Тенор побыл недолго, наэлектризованная всеобщей неприязнью атмосфера, вытолкнула зятя из-за стола и потащила к дверям – вон из этого горестного дома! На прощание он предупредил Эсфирь, что дочь забирает к себе на Воздухофлотский и будет воспитывать сам. Эсфирь промолчала, закрыла за зятем дверь и вернулась к скорбному столу.
А зять всё ходил и грозился забрать Анечку под своё родительское крыло: а то устроились тут, алименты ещё начнут требовать, лучше девочку забрать и к маме во Львов, пусть растёт. Что, ей мамаша тарелку борща не нальёт, что ли?
Эсфирь поделилась опасениями с Батоном.
В один из шантажирующих своих приходов тенор нарвался-таки на Батона, который при ближайшем знакомстве оказался вовсе не Батоном, а Ильёй Аркадьевичем, и силу внушения имел впечатляющую.
А в ходе беседы ещё выяснилось, что и кулак у него тяжёлый и стремительный! Тенор ушёл, признав необоснованность своих претензий. «Ай, да Батон!», – сверкала очами в изумлении Эсфирь.
Всё утряслось постепенно, горе перестало отрывать от подушки усталую голову каждую ночь. Эсфирь научилась не вскакивать среди ночи, чтобы прислушаться, дышит ли её Идочка. Она горестно привыкла к тому, что Идочки нет, и уже больше никогда не будет.
Есть Анечка, и её надо вырастить и дать ей путёвку в жизнь. В такую непростую взрослую жизнь.
А растить, между тем, Анечку было задачей не из лёгких. Добрая, милая, талантливая Анечка была по сути своей, как говорила Рамиля: «шайтан в юбке»! И, действительно, чертополох какой-то!
Она видела себя уже оперной дивой. В уши ей было надуто и учителями, и дорогим дядькой, что она красавица и умница несусветная! Ничто в мире не может сравниться с ней. Она обладает необыкновенным сопрано плюс большие ожидания!