Всё реже Люся виделась и со своими подругами. Они как-то вовремя растворились, почти самоликвидировались на изломе её последнего витка при падении в бездну пьянства и нищеты.
Изредка заезжала Лялька. Она была единственной, кто не требовал уплаты старых долгов. Лялька приезжала, привозила выпить и закусить, смотрела на Люську, как на препарированную лягушку и вспоминала яркую свою бедовую подругу, подругу тогдашнюю. Красивую и, не смотря ни на что, любимую.
Но ничем помочь ей она уже не могла. Последний раз она выручала Люську, когда та позвонила ей и попросила приехать и сделать в захолустном буфете, где тогда работала Люся, инвентаризацию.
В буфете было на три копейки товара, пьяная мрачная Люся и фантастическая недостача. Просчитав со скоростью компьютера все документы и остатки, Лялька в очередной раз изумилась:
– Люся! Ну, ты же работаешь в этом буфете одна, у кого же ты воруешь? У себя? Зачем? Какой смысл?
– Я думала – отработаю. – устало сказала Люся.
– Как? – не унималась Лялька. – Ведь у тебя же взято денег больше, чем товара в наличии. Значит, ты в течение долгого времени брала у себя самой деньги, обкрадывала себя?
Люся объяснять больше ничего не захотела. Да и как объяснить, что она не могла не взять из кассы деньги, если они вот тут лежали, перед её носом, никем временно не контролируемые, кроме неё самой. И она брала столько, сколько ей было нужно. В мифической надежде, что вот ухватит какой-нибудь удачный гешефт: хватит и в кассу положить, и самой подогреться.
Но никакого гешефта не было. Дел с Люсей уже никто не хотел иметь, в таком весёлом и жестоком торгашеском мире Люся стала персоной «нон грата». Тогда Ляля заплатила за Люську условно: в счёт денег от ближайшей продажи Люськиной квартиры.
Квартиру продавать надо было срочно! Люська была в долгах, как в шелках, работа похерена, любовники разбежались, сынок всё чаще зависал в придуманном счастливом небытии.
Кредиторы настигали. И далеко не все были такими деликатными, как Лялька. Все украшения давно были проданы. Многие бездарно утрачены в закладах, за неимением возможности их выкупить.
Фамильные серьги покойной свекрови были выдернуты из Люськиных красивых ушей очередным разгневанным кредитором, и напоминали об их прошлом существовании только рваные мочки этих красивых ушей.
Споив окончательно начальницу паспортного стола, Люся выписала из квартиры племянницу покойного мужа, ведь та семья фактически себя не проявляла. На похоронах Михаила Глеб был, но помнился смутно и неубедительно. Юлечка замуж, по слухам, не собиралась, и угроза разоблачения отступала на время. За это время нужно было продать квартиру, а там: ищи – свищи!