— Нет, з-знаете ли, это надо п-переписать полностью, это ч-чрезвычайно важно. Наталья Николаевна, у вас не найдется чистой тетради?
Наталья Николаевна зашла в свой закуток и вынесла оттуда довольно толстую тетрадь в светлой клеенчатой обложке. Михайлов открыл тетрадь на первой странице, поставил дату — шестое марта, но, подумав, переправил шестерку на толстую единицу, сказав Наталье Николаевне, чтобы и она, когда будет записывать со слов Николая Васильевича, никогда не ставила точное число записи: это на всякий случай, для вящей маскировки источника сведений. Попросил Николая Васильевича повторить, не очень скоро, текст первого агентурного донесения и следом за ним записал: «Плеханов, Георгий Валентинов, имеет в Тамбовской губ. вместе с другими наследниками 50 дес., учился в Горном институте, откуда выключен за нахождение в начале 77 г. Приметы: около 30 лет, среднего роста, рыжеватая борода в виде большой эспаньолки; одет прилично, носит серую драповую шапку, волосы светлые, стриженые, глаза серые, нос с горбинкой, лицо немного помятое, бороду начал запускать. Одет в пальто с меховым воротником, лиловое кашне, штаны клетчатые; знакомые его…».
Михайлов остановился, засмеялся:
— Вот п-покажу Жоржу его портрет, то-то удивится, он, изволите ли видеть, п-полагает, что полиция давно потеряла его след. Придется ему снять его эспаньолку. Но я вас перебил, Николай Васильевич. Прошу вас, продолжайте.
Клеточников продолжал:
— «…знакомые его: Анненский, учитель, дом Яковлева на углу Невского и Надеждинской, и Литошенко, на Петербургской стороне. Адрес неизвестен. Савицкий Цезарь Ипполитович, кандидат прав, дворянин Ковенской губернии Шавельского уезда, Тверская улица, двадцать, квартира четыре, социалист».
Шпионка: акушерка Прасковья Николаевна Дойлидова, Невский, сто восемь, квартира тридцать… Между прочим, Петр Иванович, та самая, у которой вы меня вначале хотели поселить, но адреса не знали, помните? — с улыбкой спросил Клеточников.
Михайлов, тоже с улыбкой, кивнул.
Клеточников, диктуя Михайлову, теперь не пересказывал записки, а читал все сплошь, по памяти, что запомнилось, а запомнилось, в сущности, все, — читал и сам удивлялся, что так легко вспоминает все это обилие деталей, цифр: запомнилось не только то, что он сам писал, это было бы неудивительно, он всегда легко, непроизвольно и надолго запоминал все, что ему ни приходилось писать, он мог бы теперь, например, без особого труда слово в слово вспомнить какое-нибудь уведомление господам дворянам, которые он сотнями изготовлял давным-давно у Корсакова в Ялте, — запомнилось не только это, но и то, что он лишь мельком прочитал, пока выписывал из личных дел агентов указанные ему абзацы, рылся в каталогах.