Но есть ли оно, счастье, на этой земле и где и как его можно найти?
Это только так говорилось — «к матушке», а ехать надо было к нему, к графу. И когда ещё с дороги показалась на высоком холме колокольня церкви в Горенках, дворец и длинный ряд оранжерей, возникло так хорошо знакомое с самых ранних лет острое волнение: как примет?..
Сначала они, братья, потом Анна с сёстрами, подрастая друг за дружкой, лишь по редким праздничным дням представлялись графу, которого называли меж собой воспитателем и благодетелем.
К дням этим готовились заранее: детям шили новые наряды, их мыли, причёсывали, пудрили, опрыскивали разными ароматическими настоями. Потом открывались двери, и к нему, восседавшему в кресле, по старшинству гуськом подводили «к ручке».
В такие дни выдавались подарки — столичные конфекты. Все десятеро ни в чём не ведали ущемления — были одеты, обуты, всегда вкусно кормлены, их обучали лучшие домашние учителя иностранным языкам и множеству наук. И только скупая слеза матушки, которую она украдкой смахивала в торжественные дни, напоминала детям, что они, богатые и ухоженные, лишены чего-то такого, что есть у их сверстников, самых последних дворовых ребятишек, с которыми им иногда разрешалось играть...
Теперь он и сестра давно были взрослыми, Анна — графиня. Но крепко сидело в них вот это чувство униженности и обделённости, занозившее сердце с самого детства.
Граф принял хмуро. Скривив губу, выкрикнул:
— Дура! Сумасбродка!
Но, заметив, как вспыхнуло лицо Анны и она рванулась к двери, обратился к Алексею:
— Останови её. — И уже к ней: — Садись, коли приехала...
Господи, подумал Алексей Кириллович, и за что я её так? Моя ведь кровь...
Он тоже вспомнил прошлогодний ноябрь и непрезентабельную фигуру в полковничьем мундире и с Анной на шее — графа Константина Петровича.
Толстые! Род не из самых видных, но ведётся ещё с Ивана Третьего. Надеялся, недурная партия. А вышло — полный разлад, соломенная вдова при живом муже.
Впрочем, уже со сватовства было ясно — не пара они. Даже родственники жениха говаривали: не заладится. Константин хотя и добр, но характером слаб, податлив, Анна же — волевая и своенравная. С ней он сам, отец, не знал, как и сладить...
Э, да он, верно, всё и запутал! То решился пристроить в Аничков дворец фрейлиной, то, спохватившись, толкнул в объятия Гименея... Теперь же случилось — сам чёрт не разберёт!
Он чувствовал: попятного не будет. Так ведь произошло и у него тому уже более трёх десятков лет — выгнал напрочь из дома законную жену Варвару свет Петровну, урождённую графиню Шереметеву. И тоже не по нутру вышла — робкая, униженная, недалёкая умом. Прогнал и приказал ей же выплачивать содержание ежегодно на двух дочерей, Варвару и Екатерину, и сыновей Петра и Кирилла, коих оставил у себя, не слушая ничьих осуждений и пересудов.