Молодой прапорщик, начавший разговор, произнёс:
— Страх — вот объяснение того, почему народ безмолвен, а власть деспотична...
Лицо брата Василия мгновенно вспыхнуло.
— Больше всего в жизни презираю страх и слепое повиновение. Эти оба чувства недостойны ни разумных повелителей, ни разумных исполнителей.
Встал с кресла и, заложа руки за спину, сделал несколько шагов вперёд и назад Михаил Орлов. Сказал твёрдо, с некоей даже самоуверенностью, как и подобает генералу:
— Ставя себя выше законов, государи забывают, что они тем самым ставят себя вне законов человечества! Да-с, господа, таков вывод, к коему нельзя не прийти.
Из дальнего конца гостиной донеслось:
— Иными словами, генерал, вы полагаете: ежели деспот нарушает законы, сама история определяет нам путь к его устранению?
Другой голос вызывающе перебил:
— Нет! Только не это! Моя рука никогда не подымется, чтобы пролить кровь.
— Хорошо! — отозвался вновь Сергей Муравьёв-Апостол. — Тогда другая рука может в итоге пролить нашу кровь.
Орлов остановился возле кресла, но не сел:
— Я закончу свою мысль. Если государи, как я сказал, ставят себя выше законов, невольно получается одно из двух: или сии законы справедливы — тогда к чему же не хотят и сами подчиняться оным? — или они несправедливы — тогда зачем они хотят подчинить им других?
«Не похожа ли сия мысль на «Вольность», что уже пошла гулять по обеим столицам?» — подумал. Алексей. Подобное уже не раз высказывалось самим Рейном-Орловым в тесном кружке «Арзамаса». Да раньше, раньше, ещё за границей, когда впервые встретился с ним, своим ровесником, первым вступившим в Париж и за это получившим генеральское звание. Ещё с тех самых пор запомнились Михайловы же слова: «Все народы европейские достигают законов и свободы. Более всех народ русский заслуживает и то и другое».
Впрочем, похожее тогда, в самом конце войны, высказывали и Тургенев Николай, и брат Николая Григорьевича Репнина, тоже молодой генерал Сергей Волконский.
Но тогда говорилось как о вожделенной мечте: вот если бы создать в России такое единение, такое политическое общество!..
А нынче, в этих стенах, что, как не тайное собрание? Да нет, откуда? Кто-кто, а Василий бы сказал...