Саша сопротивлялась, пытаясь отвернуться, плотно сжимая губы, но под таким яростным натиском, не имела ни малейшего шанса, Яр целовал страстно, до боли в губах, совершенно не заботясь, какой гнев и панику вызывает этим своим поцелуем у нее. Саше не хватало воздуха, опять.
— Урод, — из последних сил, девушке удалось его оттолкнуть, ударив под дых. Она не надеялась, что стоит пожаловаться Самарскому, как ее обидчика накажут, публично лишив головы, в конце концов, чем Дима хуже самого Яра? Они поступили одинаково. Но терпеть его унижения, было выше Сашиных сил. — Когда в следующий раз решишь уехать, давай более четкие распоряжения, что твою игрушку другим трогать нельзя, иначе… — от обиды, на глаза навернулись слезы. — Иначе, кто-то может не понять… — и прежде, чем разрыдается на глазах у Яра, Саша направилась к двери. Та оказалась, к счастью, открытой.
Боже… За что ей это все? Неужели она успела уже так нагрешить, что теперь ей предстоит расплачиваться, разрываясь от собственных противоречивых чувств к этому человеку, которого сейчас она хотела только покалечить.
* * *
Все так же тяжело дыша, Саша прошла по темному коридору, спустилась вниз. Неужели хоть в этом ей повезло? На пути не встретился никто, снующая днем охрана, сейчас, пряталась по каким-то темным углам. Внизу, девушка повернула направо, прошла гостиную, зашла в зал с роялем. Почему сюда? Она знала — здесь дверь закрывается на замок. А в том, что Самарский от нее так просто не отстанет — была совершенно уверенна.
Абсурд, пленница прячется от похитителя в его же доме, закрывая на замок его же двери. Бред, но все, происходящее с ней в последние несколько недель по-другому, кроме как бредом не назовешь.
Зайдя в комнату и закрыв за собой дверь, Саша зажгла свет, но тут же погасила — слишком он ярко бьет по глазам. На столике стоял пустой стакан, Саша схватила его, прикладывая к пылающим щекам, снова вспоминая о гневе, кипящем в крови, и страхе, родившемся под действием голубых глаз. Лишь поставив стакан обратно, Саша выставила вперед руки — дрожат, еще бы. Когда она наконец-то попадет домой, какой-то психиатр озолотится на такой клиентке. Чертов Самарский не оставил в ней даже намека на ту прежнюю Алекс, рассудительную и спокойную, которую невозможно вывести из себя, вечно имеющую рациональное объяснения чему угодно. Она любила себя такой, насколько могла любить себя в принципе. А теперешнюю истеричку — не терпела.
Десять минут Саша простояла, молча, следя за тем, как дрожь в руках то усиливается, то затихает, прислушиваясь к шорохам за дверью и собственному сердцу.