- Интересный вопрос, - так же, без промедления, отозвался кардинал. - Почему именно этот?
- Простите, Ваше Преосвященство... - Леон словно только что вспомнил, как надлежит обращаться к особе соответствующего сана. Разговор уже откровенно тяготил доминиканца, ему больше всего хотелось поскорее закончить и уйти, чтобы вернуть душевное спокойствие в спокойном несуетливом одиночестве.
- Вы слишком часто извиняетесь, - резко бросил Морхауз. - Слишком, даже с поправкой на разницу в нашем положении. У вас настолько мало собственного достоинства?
- Изви... - начал было Гильермо, неожиданно для себя тоже на повышенном тоне, однако осекся. Кардинал зло усмехнулся, видя страдания монаха. Морхауза словно забавляли логические тупики, в которые он загонял собеседника.
- Простите, - решительно, чеканя каждый слог, выговорил Гильермо, глядя прямо в чуть прищуренные глаза кардинала. Зрачки Морхауза блеснули отраженным светом тусклой лампочки, как у вышедшего на охоту тигра, но монах не дрогнул.
- Я не понимаю сути этого разговора, - столь же четко и жестко сказал Гильермо. - Вы плетете словесные ловушки, испытываете меня, но я не постигаю цели этих ... ловушек. Вы находите удовольствие в насмешке надо мной? Это мелко и недостойно, монсеньор. Впрочем, если это возвращает вам душевное спокойствие, я не против.
Морхауз подошел к Леону вплотную, глянул сверху вниз, с непонятным выражением на лице. Гильермо ощутил, что запас смелости в его собственной душе почти исчерпан, но постарался встретить испытующий взгляд кардинала с достоинством.
- А ведь я в определенной мере властен если не над вашей душой, то над телом, - в с тем же неопределенным выражением сказал Морхауз. - Вы подумали об этом?
- Никто не властен надо мной, кроме Него, - спокойно, почти покровительственно вымолвил доминиканец. - Надо мной и любым иным существом во вселенной. Все в Его руке и вы не сделаете ничего, на что Он не даст своего благоволения. А если Господь считает, что это нужно и правильно, кто я такой, чтобы противиться?
- Оригинально, - Морхауз моргнул тяжелыми, набрякшими веками, словно погасил пронизывающие рентгеновские лучи, исходящие из его зрачков. - Тезис весьма известный и проверенный столетиями, однако, я никогда не слышал его в подобной ситуации и в такой ... творческой импровизации.
Кардинал отступил на пару шагов, повел плечами и как будто ссутулился, весь обмяк. Теперь перед Гильермо был не грозный dominus cardinalis, епископ и член Консистории, но уставший человек в возрасте. Обычный человек, ничем не примечательный, отягощенный многими заботами.