Когда она обо всем узнала, не последовало никаких сцен. Ни возмущений, ни разборок. Анжела просто легла спать, предварительно выпив несколько пачек таблеток и закрыв на ключ дверь в своей комнате. Чтобы все было наверняка.
Но ей не повезло. Или наоборот, повезло, только страшные планы не осуществились. Кирман вернулся домой раньше обычного, онемев от изумления при виде первый раз за восемь лет брака запертой спальни.
Скорая примчалась почти мгновенно, а поднятые на уши лучшие врачи города отлично справились со своими обязанностями. Он не сомневался, что жена простит: знал и нужные слова, и необходимые механизмы воздействия на давно покоренное им тело. Риск в тот момент был совершенно не нужен: тесть мог бы закрыть глаза на расстроившийся брак, тем более что на самом деле ценил предприимчивость и хватку зятя. Но если бы ему открылась правда, за утаивание которой пришлось заплатить немалую сумму и персоналу больницы, и охране, выдав случившееся за несчастный случай, Кирману бы не поздоровилось.
Все вернулось на круги своя. Анжела опять старалась не замечать, что муж все чаще засыпает в кабинете и все реже улыбается ей. А может, и правда ничего не понимала, ослепленная любовью. Довольствовалась жалкими крохами ласки и нежности, брошенными им в благодушном настроении. Всерьез полагала, что так будет всегда, и любимый мужчина никогда ее больше не оставит. А он отрабатывал пути отступления. Консультировался с адвокатами, заключал сделки, которые впоследствии должны были сыграть ему на руку. И отдалялся все больше, чтобы однажды вместо приветствия за завтраком швырнуть на стол бумаги о разводе.
Выиграл. Опять. Освободился от неугодной жены, сохранив при этом все свои активы и переоформив на себя большую часть бизнеса. Возвращаться домой в тот день было уже не нужно, да и дом его давно ждал совсем в другом месте. Ему рассказали лишь спустя несколько дней, что Анжела не слишком долго плакала над разбитой судьбой перед тем, как шагнуть из окна третьего этажа. А сердце тестя отказалось биться в тот момент, когда он узнал, что единственная дочь добровольно превратила себя в неподвижного инвалида...
Если бы в тот момент обрушились стены, Саша вряд ли различила бы их грохот. Она молчала, уставившись в одну точку перед собой, не различая ни мыслей, ни ощущений. Но скрипящий голос все равно проник в сознание едким, насмешливым вопросом:
– Ну что, красавица? Вкусная история? Хорош твой кумир?
ГЛАВА 27
Она понимала, что мужчина рассматривает ее слишком пристально. От этого взгляда хотелось спрятаться, скрыть рвущие душу эмоции, оградить воспоминания от вмешательства безжалостного откровения.