Саша поднялась, прижимаясь губами к Дашиной щеке.
– Заканчивай, солнышко, папе нужно отдыхать, – и вышла, плотно притворяя за собой дверь, чтобы ничего не слышать.
Весна в этот год пришла незаметно, просто сменила холодные февральские дни еще не теплом, но его чарующим предвкушением, от которого стало легче дышать. Дождей почти не было, а солнце поднималось с каждым днем все выше, и мучительная боль от постигнувшего ее одиночества стала понемногу отступать. Даша все так же грустила об отце, но, кажется, смирилась с тем, что он находится далеко. Ждала звонков, моментально забрасывая все дела и игрушки, стоило лишь различить его голос, но все реже спрашивала о том, когда папа вернется. А Сашино сердце будто уснуло, отказываясь реагировать на происходящее вокруг. На работе за ней неоднократно пытались ухаживать, но ни комплименты, ни цветы, ни приглашения на ужин никак не задевали, словно относились к совершенно другому человеку. Она лишь вежливо отказывалась, сразу выбрасывая незначительное происшествие из головы. Если бы можно было так же забыть обо всем остальном.
Данное Павлу обещание оставалось неисполненным. Мужчина несколько раз напоминал, укоризненно рассматривая ее бледное лицо с очевидными следами усталости, но Саша всякий раз находила предлог, чтобы оттянуть неизбежное. Но сама понимала, что этого времени остается все меньше. Ее готовность ничуть не увеличилась, а страх от возможной встречи с НИМ был таким же мощным.
Но чем больше она боялась, тем сильнее хотела от этого чувства избавиться. А путь существовал только один...
Никому бы не смогла объяснить, какая сила заставила в тот день поехать на окраину города, туда, где за массивным каменным забором царствовала смерть. Ветер трепал ветки деревьев, на которых крошечными каплями застыли набухшие почки, но даже этот шум не нарушал унылой тишины кладбища. День выдался пасмурным, небо заволокло тучами, но полумрак как нельзя лучше отражал настроение женщины.
Она медленно шла по дорожкам, машинально вглядываясь в надписи на могильных плитах, впервые за семь лет думая о тех, кто действительно навсегда остался здесь. Чужие судьбы, трагедии и слезы теперь воспринимались не менее остро, чем свои. Изредка встречались такие же одинокие посетители, с понурыми лицами, потухшими глазами и плотно сжатыми губами. Именно так выглядели потерявшие своих близких, несли на себе печать боли, словно навечно въевшуюся до самых костей.
Саша внезапно подумала о том, что мог бы чувствовать кто-то другой на ее месте. Вспомнила собственные терзания, когда она, воспроизводя в сознании картинки былого счастья, беззвучно кричала в бесконечную высь. «Я отдала бы все на свете, чтобы вернуть тебя к жизни... Даже если бы ты никогда больше не принадлежал мне...»