Материнское воскресенье (Свифт) - страница 3

Интерес к лошадям у Пола все еще не остыл. То есть он по-прежнему бросал деньги на ветер ради того, чтобы всего лишь полюбоваться породистыми лошадьми. Это был его вариант «экономии» – бросать деньги на ветер. Ведь он уже почти восемь лет имел право распоряжаться деньгами, теоретически полагавшимися троим. Он называл это «мой куш». Но при всем при том старался показать ей, что запросто обошелся бы и без этих денег. И время от времени напоминал ей, что то, чем они с ней занимаются уже почти семь лет, не стоит ему ни гроша. Если, конечно, не учитывать необходимость соблюдать высшую степень секретности, постоянно рискуя и хитря – впрочем, все это они оба научились делать очень хорошо.

Но никогда раньше они не вели себя так, как сегодня. Никогда раньше она не лежала в его постели – у него была довольно просторная, но односпальная кровать, – никогда раньше она не бывала ни в этой комнате, ни в этом доме. Если и это ничего не стоит, значит, это величайший из даров.

Хотя, если бы он снова вздумал говорить, что это ничего ему не стоит, она могла бы напомнить ему о тех временах, когда он совал ей шестипенсовики. А то и три пенса. Так было в самом начале, еще до того, как у них все стало – как бы это выразиться поточнее? – очень серьезно. Впрочем, она бы никогда не осмелилась напоминать ему о тех временах. И уж точно не сейчас. Как не осмелилась бы в разговоре с ним определить их отношения таким словом, как «серьезные».

Он присел на краешек кровати. Провел рукой по ее животу, словно стирая невидимую пыль. Затем пристроил ей на живот зажигалку и пепельницу. Портсигар он по-прежнему держал в руках. Затем достал из портсигара две сигареты и одну вложил в ее уже вытянутые трубочкой губы. Рук из-под головы она так и не вынула. Он сам раскурил сигареты – сперва ей, потом себе. Затем переложил портсигар и зажигалку на прикроватный столик и лег, вытянувшись, с нею рядом, а пепельница так и осталась стоять у нее на животе между пупком и тем, что он теперь, ничуть не церемонясь и даже как-то радостно, называл неприличным словом.

Член, яйца и то самое слово – самые простые, можно сказать, базовые выражения.

Это происходило 30 марта. В воскресенье. В то самое воскресенье, которое носит название Материнского[1].


– Ну что ж, повезло вам, Джейн, денек для этого выдался просто чудесный, – сказал ей утром мистер Нивен, когда она внесла в столовую горячий кофе и тосты.

– Да, сэр, – согласилась она и по– думала: интересно, что он имел в виду? Для чего «для этого»?

– Просто чудесный! – с удовольствием повторил мистер Нивен, словно сам создал этот день и преподнес ей в виде щедрого подарка, затем, обращаясь к миссис Нивен, заметил: – Знаешь, если бы нас заранее предупредили, что будет такая погода, можно было бы распрекрасным образом собрать корзины и устроить пикник. Скажем, у реки, а?